Между адом и раем

На улице поднялась поземка, когда мужчина, на плече у него была двухстволка шестнадцатого калибра, вышел из дома. Свежий воздух и слабые лучи солнца, которые едва выглядывали из рваного снежного одеяла, его радовали. Он то и дело останавливался и прикладывался к бутылке с самогоном. Следовал наставлениям бывших соседей. Спиртное во время охоты никогда не помешает, особенно зимой. Только к обеду он встретил первого зайца. Его дуплет оказался неудачным. Косой от страха рванулся в близлежавший березовый колок. Федоров бросился вдогонку, но вскоре потерял его след. Через некоторое время у него вообще пропало желание охотиться. Десятки колков и полей, которые он прошел, были вдоль и поперек испещрены следами четвероногих. Кому они принадлежали и когда они были здесь, он не мог определить. Внезапно наступила темнота. Страх все больше и больше преследовал одиночку. Он то и дело останавливался и глазел вокруг себя. Вся и все казалось ему знакомым, одновременно и незнакомым. Он посмотрел на светящийся циферблат своих наручных часов. Прошло почти пять часов, как он ушел из дома Овчаровых. В нем было тепло и сытно…

Жителя Украины нашли только через день. На его поиски были подняты взрослые жители Налимово и трех соседних деревень. Да и вряд ли его нашли, ежели бы не специальная поисковая собака. Ее владельцем был омич, приехавший поохотиться. Федоров лежал вниз лицом, запорошенный снегом. Едва его отрыли, тут же его тело натерли спиртом. Вскоре неудачник оказался в районной больнице. Врачи делали все возможное и невозможное, но увы. Они оказались бессильными против сибирской природы. Пациент сильно обморозился. Ему ампутировали обе иноги по самые голеньи, удалили также большой и указательный палец на левой руке. Почти полностью отрезали и левое ухо. Калека страшно похудел и постарел. Некогда русые волосы еще молодого мужчины посеребрила седина. Однако не это сейчас его беспокоило. Он все терялся в догадках. Увидит ли он своего первенца? Как примет его, калеку Антонида, его жена? О случившемся он все еще не давал ей знать. Боялся. Анатолий Овчаров по его просьбе дозвонился до автобазы и сказал директору, что Федоров скоро приедет. Сорока передал отпускнику большой привет. Человеческая теплота начальника сильно разбередила душу подчиненного. Он лежал на койке и нередко рыдал. Он все больше и больше приходил к неутешительному выводу. Сварщиком ему уже не быть, не говоря уже о левых деньгах.

От тяжелых мыслей несчастному становилось не по себе. Он скрипел зубами или до крови кусал свои губы. Особенно он злился, когда под него ставили медицинскую утку и он опорожнял мочевой пузырь или кишечник. Вскоре с этим делом стало несколько проще. Две медсестры брали его под руки и несли в туалетную комнату. Запах человеческого дерьма, который для Федорова был, как в народе говорят, родным и близким, сильно раздражал пожилых женщин. Они морщились и зажимали пальцами рук свои органы обоняния. Немощный все это видел и сильно переживал. Не только переживал, но и ненавидел себя. Дабы не быть в очередной раз осрамленным, он часто сдерживал себя по естественным надобностям. В это время его лицо было красным, по впалым щекам и бороде текли капельки пота. Лишь тогда, когда он садился на пошарпанный унитаз, из которого журчала холодная вода не то серого, не то кирпичного цвета, он отводил душу. «Нужник», так больные называли общественный туалет, в это время никто не посещал. Дверь кабинки была полуоткрытой. Только через два месяца калеке разрешили закрывать дверь изнутри на крючок. У персонала до сих пор на слуху был особый случай. Один из больных, у которого отняли половой член, пытался покончить с собою. Это произошло через несколько минут после посещения его любимой девушкой. Несчастный не удержался, поделился с нею своим горем.

Молодые люди были уже помолвены, но случилось непредвиденное. Сержанта запаса взяли на сборы. Во время полевого выхода сильно похолодало, развели костер. Призывника знобило. Он подошел к источнику тепла так близко, что его сапог стало припекать. Внезапно раздался взрыв. Кувалдина взрывной волной отбросило в сторону на пару метров. Он тотчас же почувствовал резкую боль между ног…

Наступило лето. Несмотря на яркие лучи солнца и значительную прибавку светлого времени, жизненный тонус Тимофея Федорова был на абсолютном нуле. Он почти все время находился в горизонтальном положении. Две перенесенные им операции, врачи связывали с его сильным обморожением и со спецификой его организма. Он же им не верил. Мало того. Через молодую медсестру, она была родственницей Овчаровых, он узнал правду о своих приключениях. После первой операции у него сильно гноились швы, причиной этому были недоброкачественные нитки. Только к началу мая все более или менее встало на свои места. Калека уже не чувствовал острой боли, когда «приземлялся» на свои культи. У него появился не только аппетит, но и желание жить.