Между Ангелом и Бесом

— Он точно не знает, чего-то интимного из детства, чего даже ОКО не знает. — с уверенно продолжает Майлз. — Нужно спрашивать об этом.

— Его не отличила Селена. Она его знает с тринадцати лет, она спала с ним и даже не почувствовала ничего. Ты уверен, что это почувствуешь ты, или что воспоминание, которым ты будешь оперировать принадлежит Максу? И какой наш?

Майлз устало проводит рукой по волосам.

— Я думал, что история с раздвоением личности у моей женушки — потолок моих приключений. Но это… уже слишком.

— А это идея. — щелкаю пальцами перед ним. — Найди мне того горе-психиатра и привези сюда. Мы будем погружать их в гипноз.

Глава 28

— Вы должны понимать, что на него может не подействовать гипноз. Это только в кино можно залезть в мозг каждого человека и заставить его делать все, что захочется. В действительности, не все люди поддаются гипнозу. На всех он действует по-разному. — доктор усаживается на стул и осматривает перебинтованного парня, немного ёжится. Вид у Макса устрашающий, множество глубоких порезов покрывают все его тело. — Расслабьтесь, пожалуйста, на сколько это возможно.

Он включает расслабляющую мелодию на телефоне.

— Выдохните. Вам ничто не угрожает. Никто не тронет Вас. — монотонный голос усыпляет. — Вам нужно погрузиться в себя, сосредоточиться на Ваших чувствах и мыслях. Скажите, пожалуйста, что Вы чувствуете?

— Раздражение.

— Хорошо. Это естественно. Закройте глаза и постарайтесь понять, что Вас раздражает сильнее всего?

Макс закрывает глаза и гневно раздувает ноздри, стискивая челюсти. На лбу пролегают несколько морщинок. Кажется, что пару секунд и он выйдет из себя, придушить доктора израненными руками.

— Ваш голос и весь этот цирк. — злой голос режет наэлектризованный голос, но Макс не открывает глаза. Судя по всему на него не действует гипноз.

— Думаю, не поэтому. Вы не честны, в первую очередь, с собой. Вы раздражены из-за происходящего. Вас задевает недоверие. Вам нужно выдохнуть… В глубине Вашего сознания есть все ответы…

Голос Доктора действует усыпляюще на всех присутствующих в комнате.

***

Демьян

У обычных людей всегда есть приятные воспоминания из детства, какие-нибудь мелочи. В альбомах хранятся фотографии с милыми карапузами, смешными моментами с ними, среди них есть и постыдные: голые попы на горшках. Это обыденно. Родители на генетическом уровне должны любить своих детей.

Но со мной все было по другому. С первых минут моей жизни. Мама отреклась от меня, пожалела, что родила меня…

В природе есть такое понятие — близнец-паразит, он высасывает все силы из своего брата, практически питается им. Обычно, такая паразитирующая связь заканчивается смертью одного из братьев. Но наши родители решили бороться за обоих, и их старания увенчались успехом. Совершилось невозможное. Мы родились оба. Но. Огромное жирное «но». Мой младший брат родился очень слабеньким, он не дышал первые минуты своей жизни. Я забрал у него все силы… И за эти минуты она возненавидела меня, ставя на мне клеймо паразита.

Невозможно помнить то, что было с тобой в день твоего рождение. Но в глубине моего сознания хранились истошные крики матери, умоляющие сделать врачей хоть что-нибудь с ее сыном, спасти его жизнь. Она винила себя, что не убила паразита сразу.

Она целовала его постоянно, а меня забывала кормить. Его она стискивала в своих объятиях, ласкала с головы до пяточек, а меня не удостаивала даже взглядом. Я был никому не нужен. От смерти меня спасало только то, что она не хотела совершить грех — убить меня. Другое дело, если бы я умер сам.

Меня могла спасти отеческая любовь. Но родного отца не было рядом, а тот чью фамилию мы носили, любил нас с братом своеобразно, поверхностно. А этого было мало. Он не чувствовал ужаса, происходящего в моей душе.

Младший всю его жизнь был слабым маменькиным сыночком, боялся всего на свете. Макс любил меня задирать, демонстрировать, что родители его в отличие от меня любят. Ему нравилось каждый день везде создавать ситуации, в которых стало бы понятнее — он любимчик. Он истязал кровоточащее сердце. Сейчас я понимаю, что он был всего лишь ребёнок, которому точно также хотелось любви.

Мне захотелось занять его место. Стать Максом. Хотелось, чтобы мамы целовала меня утром и вечером, подтыкала моё одеяло, пекла моё любимое печенье и спрашивала «как мои дела?».

Иногда я его ненавидел за то, что он такой слабый и перетягивает всю ее любовь на себя. Но все же он был моим братом, и я должен был его любить. Любят же не за что-то, а вопреки? Такой логики в нашей семье судя по всему придерживался только я, потому что для остальных я был бельмом на глазу, от которого следует избавиться.

С возрастом мы становились совсем непохожими. Макс становился все более робким и кротким, а мне становилось все труднее сдерживаться: хотелось крушить и ломать все вокруг. Во дворе меня всегда дразнили, что я подкидыш. Меня не любят. Приходилось кулаками выбивать из них прощение.

Я был изгоем. И с возрастом я чувствовал это все острее и острее. Чёрная ненависть на весь мир крепла в моей душе.