Между Азией и Европой. История Российского государства. От Ивана III до Бориса Годунова

В 1554 году произошел инцидент с князем Семеном Ростовским, который отказался присягать младенцу Дмитрию во время болезни Ивана, а потом испугался и решил сбежать в Литву. По дороге его схватили и доставили обратно в Москву. Князь признался, что доносил литовскому послу о думских делах и переписывался с королем, а в оправдание ссылался на свое «убожество и малоумство» (видимо, в самом деле был не очень умен). Для острастки изменника приговорили к смертной казни, но затем по ходатайству митрополита Макария помиловали, ограничившись ссылкой. Русскому послу, отправлявшемуся в Литву, была дана инструкция: «А станут говорить: с князем Семеном хотели отъехать многие бояре и дворяне? Отвечать: к такому дураку добрый кто пристанет? С ним хотели отъехать только родственники его, такие же дураки».

В 1562 году за такую же вину другого несостоявшегося, но уличенного перебежчика князя Ивана Бельского тоже не казнили, а лишь подвергли позору и опале: выщипали все волосы из бороды и на три месяца посадили в тюрьму.

Но потом наказанием не то что за измену, а за одно лишь подозрение стала смертная казнь, причем всё более и более жестокая. Знатные люди год за годом жили в мучительном страхе, не зная, на кого обрушится царский гнев. «За что» – уже не спрашивали. Главное правило большого террора – карать не за реальные преступления, а произвольно, чтобы никто не чувствовал себя в безопасности. Невиновных у Ивана Грозного не было и быть не могло. Его тотальное самодержавие держалось на столь же тотальном страхе.

Усмирение знати

Возникает вопрос: почему могущественные, спесивые, окруженные многочисленной родней и челядью аристократы не пытались убить тирана или хотя бы составить заговор? Самые смелые из них, уже перед плахой, иногда бросали ему в лицо несколько горьких слов – и это весь протест. В декабре 1564 года Иван пошел на очень рискованный шаг – уехал из Москвы, объявив, что отрекается от престола (об этом в следующей главе), но боярам и в голову не пришло воспользоваться удобным моментом. Это доказывает, что никакой аристократической оппозиции на самом деле не существовало.

Почему же?

Во-первых, для людей той эпохи и боярского воспитания убийство законного государя, венчанного на царство самим Богом, представлялось чем-то совершенно невообразимым.

Во-вторых, репрессии нарастали постепенно, парализуя мужество. Как сказано в драме Алексея Толстого «Смерть Ивана Грозного»: «Но глубоко в сердца врастила корни привычка безусловного покорства и долгий трепет имени его».

В-третьих, после каждой волны казней наступало затишье, когда Иван каялся и переставал проливать кровь. Всем, должно быть, хотелось верить, что кошмар уже не повторится.

Ну а кроме того – и это, вероятно, важнее всего – репрессии следовали определенной схеме, разобщавшей боярство, и без того вечно ссорившееся между собой из-за «мест», должностей и государевых милостей.

В то время высшая аристократия делилась на две группы: так называемых «княжат», то есть потомков владетельных родов, Рюриковичей или Гедиминовичей, и «просто бояр» (термин совершенно условный, поскольку для местнической иерархии наличие титула особенного значения не имело). Б'oльшую угрозу для царя, конечно, представляли «княжата», среди которых были и государевы родственники, теоретически могущие претендовать на престол.

Поэтому на первом этапе Иван сделал опору на «просто бояр», приблизив родственников покойной Анастасии – Захарьиных. Этот род и связанные с ним люди, самыми толковыми из которых были хранитель печати (то есть, по современному, глава канцелярии и внешнеполитического ведомства) Иван Висковатый и дьяк Казенного приказа (министр финансов) Никита Фуников, возглавили первое правительство после роспуска «Избранной рады».

На отпрысков лучших княжеских родов обрушились гонения.