Между Азией и Европой. История Российского государства. От Ивана III до Бориса Годунова

На этом фоне гораздо мужественней и достойнее вели себя руководители православной церкви. Грозный подвергал их не менее жестоким преследованиям, в которых опять-таки прослеживается сознательная цель.

В XVI веке многие европейские страны, вставшие на путь централизации и укрепления монархии, стали ареной религиозных войн и конфликтов, причиной которых было противостояние светской и духовной властей. На Руси общественное влияние церковных институтов стояло очень высоко еще с татарских времен, когда митрополиты держались независимо, позволяли себе спорить с великими князьями, а иногда и правили страной. Со времен Ивана III политическая роль церкви стала уменьшаться, но ее авторитет был по-прежнему высок, а в том государстве, которое создавал Грозный, могла существовать лишь одна сакральность – царской власти. В утрированном самодержавии (можно назвать государство Ивана IV и так) церковь не смела занимать позицию, хоть в чем-то отличную от монаршей. Иерархи православной церкви должны были превратиться в таких же безгласных рабов, как остальные подданные, – иначе вся система власти дала бы сбой.

Пока жил Макарий, всеми почитаемый, олицетворявший собой высокий престиж церкви, Иван поделать ничего не мог, но 31 декабря 1563 года старый владыка скончался. Теперь руки у царя были развязаны. Он поместил на освободившийся митрополичий престол близкого человека – кремлевского монаха и своего личного духовника отца Афанасия, обладавшего кротким, покладистым нравом. Царю в его новой ипостаси требовался не митрополит-наставник, каким был покойный Макарий, а митрополит-исполнитель.

Однако с Афанасием возникла неожиданная проблема. При агнецком смирении он оказался слишком христианином, а в эпоху, когда главным инструментом внутренней политики становились казни, это было очень некстати. Митрополит не вмешивался в дела управления, но позволял себе «печаловаться», то есть заступаться за невинно осужденных, а это выглядело как критика церковью государевых поступков. Конфликт перешел в острую стадию, когда Афанасий не принял Опричнину. В следующем году слишком оторванного от реальности старца под предлогом слабого здоровья то ли попросили уйти, то ли, что еще вероятнее, он сам сложил сан – и с облегчением удалился от мира.

Тогда Иван призвал деятеля не келейного, а практического – архиепископа Германа, прославившегося миссионерской деятельностью в недавно присоединенном Казанском крае. Герман приехал в Москву, но уже через два дня лишился белого клобука – после того как посмел уговаривать государя отказаться от Опричнины. Год спустя, во время очередной вакханалии казней и убийств, Герман внезапно умер. Ходили слухи, что ему по приказу царя отомстили опричники, но доказательства насильственной смерти появились лишь в XX веке во время эксгумации останков старца: оказалось, что его голова была отрублена двумя ударами сабли или топора. Иван действительно не забыл и не простил.

Еще меньше Грозному повезло со следующим владыкой, соловецким настоятелем Филиппом, происходившим из боярского рода Колычевых.

После неудачи с Германом царь решил поставить новому кандидату жесткое условие: не покушаться на Опричнину. Вызванный в Москву соловецкий архимандрит сначала на это не соглашался, но в конце концов уступил. Это происходило летом 1566 года, когда казни временно прекратились и Филипп, вероятно, надеялся, что кровопролития больше не будет. Он пообещал «не вступаться», то есть не вмешиваться в опричные и в домашние дела государя, взамен выхлопотав помилование для немалого количества осужденных.

Года полтора царь и митрополит сосуществовали в относительном согласии. Казней всё это время не было.

Но в начале 1568 года, вернувшись из неудачного ливонского похода, раздосадованный Иван стал искать виноватых, обвинять ближних бояр в измене, и началась долгая полоса казней, длившаяся несколько месяцев. В поминальном «Синодике» Грозного потом будет подсчитано, что с марта по июль было «отделано» 369 человек, в число которых попали многие видные государственные деятели и бояре.

Митрополит увещевал царя и слал ему укоризненные письма: «О царю, свете, сиречь православна вседержавный наш государь, умилися, разори, государь, многолетное свое к миру негодование, призри милостивно, помилуй нас, своих безответных овец». Грозный презрительно называл эти петиции «филькиными грамотами» (вот с каких пор существует в русском языке эта идиома, означающая нечто безграмотное, не имеющее ценности). В конце концов Филипп устроил настоящую акцию протеста – съехал из кремлевских палат в монастырь на Никольской улице.

Происходило то самое, чего так опасался царь: церковная власть восстала против самодержавия. Это, пожалуй, одна из самых красивых страниц в истории русского православия.

Возможности сторон, конечно, были неравны. Против молитвы и проповеди – грубая сила и государственное насилие.