Между Азией и Европой. История Российского государства. От Ивана III до Бориса Годунова

Прежде всего под ударом оказался «первый принц крови» князь Владимир Андреевич Старицкий, двоюродный брат Ивана. Сам он по слабоволию опасности не представлял, но его мать, княгиня Евфросинья, была женщиной энергичной, властолюбивой, и вокруг нее вечно группировались недовольные. Когда Иван в 1553 году заболел и все думали, что он уже не поднимется, многие бояре были готовы присягнуть не законному наследнику, а Владимиру Старицкому. Иван этого не забыл.

Двоюродного брата он трогать не стал, но заменил всю его свиту на своих людей, то есть фактически поместил Старицкого под гласный надзор, а тетку Евфросинью велел насильно постричь в монахини и сослал в дальнюю обитель.

Бояре ожидают выхода царя. А. Рябушкин

В это же время были преданы опале князья Воротынские и бывший член «рады» князь Дмитрий Курлятев-Оболенский с сыном за «великие изменные дела», непонятно какие.

При опале, а иногда и просто безо всякой причины, у бывших удельных князей отбирали родовые вотчины, давая взамен поместья в других областях, для населения которых новые хозяева были чужаками. При этом обмен никогда не бывал равноценным.

Кровь пока лилась редко. Во всяком случае, публичных казней, кажется, не было. Князь Курлятев в ссылке, правда, как-то очень уж быстро умер, и Курбский впоследствии утверждал, что узника убили по приказу царя, но подтверждений этому нет.

После гонений на «княжат» настала очередь нетитулованного боярства. Правление Захарьиных кончилось. Иван перенес опору на других людей – тех самых, которые скоро будут создавать Опричнину. Главным царским любимцем в это время стал воевода Алексей Басманов, про которого говорили, что это он подбил Ивана IV перейти от бескровных репрессий к кровавым.

Удар был нанесен по родственной Захарьиным боярской семье Шереметевых. Иван Васильевич Шереметев по прозвищу Большой считался одним из столпов московского боярства, был многолетним членом думы и полководцем. И вот с этим именитым и заслуженным вельможей Басманов затеял тяжбу, выиграть которую он мог, разумеется, лишь при прямой поддержке царя. Так и случилось. Шереметева-Большого с позором посадили на цепь, а его брата Никиту удавили в темнице – опять по-тихому.

В дальнейшем Иван IV все время использовал один и тот же прием: обрушивая свой гнев на одну группу знати или служилой бюрократии, он непременно возвышал какую-то другую, а затем расправлялся и с нею.

Как уже было сказано, никакой политической оппозиции в кругах знати так и не возникло. Высокородные князья и спесивые бояре покорно сносили все кары и глумления. Единственным способом протеста было бегство за границу, к царским врагам – чаще всего в Литву, иногда в Крым.

Еще в самом начале репрессий против Владимира Старицкого и его приближенных, перед Полоцким походом, один из наперсников князя, некий Хлызнев-Колычев ушел к литовцам, сообщив им о готовящемся нападении, что, правда, город не спасло. Затем перебежчики потянулись один за другим. Они уходили не как в давние времена, с семьями, слугами и обозами, а бежали поодиночке, спасаясь от расправы. И король, и хан охотно принимали московских беглецов.