Между Азией и Европой. История Российского государства. От Ивана III до Бориса Годунова

Опасно было и то, что, уходя, крестьяне обычно переселялись от мелких помещиков к крупным вотчинникам, где условия жизни были легче – а это не только ослабляло дворянство, но и усиливало боярство, потенциальную угрозу для самодержавия.

Кроме того, еще в правление Грозного, вследствие общего кризиса началось массовое бегство крестьян из южных, самых плодородных областей, в вольные степи, подальше от поборов, произвола и гнета. Нехватка рабочих рук, прежде всего в помещичьем хозяйстве, стала катастрофической.

Многие историки указывают 1597 год как переломный этап, когда помещики получили право насильно возвращать ушедшего работника, а всякий крестьянин, проживший на одном месте больше полугода, прикреплялся к нему навечно.

Версия о Годунове – ликвидаторе последней крестьянской вольности восходит к указу царя Василия (1607 г.), который всячески пытался очернить Бориса и, в частности, объявил, что раньше-де «крестьяне выход имели вольный, а царь Федор Иоаннович, по наговору Бориса Годунова, не слушая совета старейших бояр, выход крестьянам заказал». На самом же деле так называемые «заповедные годы» (периоды, когда переход крестьян от владельца к владельцу временно запрещался) начали вводиться еще при Иване IV. Первый раз это произошло в 1581 года и продолжалось до 1586 года, то есть получается, что ограничение отменил уже Годунов. В 1590–1592, 1594 и 1596 годах вновь понадобилось «заповедование» миграции, однако, приняв царский титул, Борис подобных запретов уже не применял. Наоборот, в 1601 и 1602 годах он дважды издавал указы, позволявшие крестьянам менять место жительства – правда, с ограничением, которого требовали интересы дворянства: уходить можно было только от одного мелкого помещика к другому такому же, но не к крупному землевладельцу. Вот почему Ключевский пишет: «Мнение об установлении крепостной неволи крестьян Борисом Годуновым принадлежит к числу наших исторических сказок».

Процесс закрепощения русского крестьянства, как уже было сказано, логически неизбежный, не с Годунова начался и не им закончился. «Юрьев день» как единственная возможность поменять хозяина введен еще при Иване III, «заповедные годы» учреждены Иваном IV, бессрочный сыск беглых узаконен в 1649 году, а окончательное порабощение крепостных с правом их продажи произошло уже в XVIII столетии.

В короткое царствование Бориса, всячески добивавшегося популярности в народе, давление самодержавного государства на крестьян скорее уж временно ослабело.

К годуновскому времени относится важное событие отечественной истории – учреждение автокефальности, то есть полной самостоятельности русской церкви. Фактически митрополиты московские назначались без участия Константинопольского патриархата еще с XV века, однако формально русская церковь продолжала оставаться всего лишь митрополией, что никак не соответствовало статусу самой мощной (а собственно, уже и единственной) православной державы мира. Это положение было и двусмысленным, и зазорным для престижа страны, поскольку патриарх константинопольский обитал в столице Османской империи и целиком зависел от милости султана.

Благодаря ловкости Годунова, в ту пору еще не царя, а правителя, эта сложная проблема разрешилась, причем не слишком дорогой ценой.

В то время кроме Константинопольской существовало три православные патриархии: Иерусалимская, Александрийская и Антиохийская, и все четыре по сравнению с Московской митрополией были нищими. Летом 1586 года Иоаким Антиохийский посетил Москву в расчете на денежное вспомоществование. Тогдашний митрополит Дионисий отнесся к просителю свысока, зато Годунов был с ним почтителен и щедр. Он завел разговор о том, что пора бы учредить на Москве собственную патриархию. Иоаким обещал посодействовать большому делу, но, уехав с подарками, никакой помощи не оказал.

В 1588 году литовскую Русь посетил старший патриарх, константинопольский Иеремия, которого стали усиленно приглашать в Москву. Не устояв перед заманчивыми посулами, Иеремия удостоил дальнюю северную страну своим посещением. Это само по себе являлось великим событием, но у Годунова были и более смелые планы.

Он начал с того, что предложил патриарху перенести резиденцию из Константинополя в Москву. Иеремия, сравнив великолепие и могущество русской церкви со своим незавидным положением у турок, охотно согласился. Если бы центр православия переместился из Царьграда в Москву, это уже было бы грандиозным прорывом для страны, именующей себя «третьим Римом». Однако Годунову этого казалось недостаточно: он хотел получить патриархию без патриарха и его греческого окружения. Роль церкви в русском государстве была слишком важна, чтобы отдавать этот инструмент в распоряжение иноземцев.