Между честью и истиной

   - Выдвигай ящик, ставь в него ноги, у меня сквозняки, пол ледяной, не хватало еще тебя простудить тут.

   Димитри улыбнулся:

   - Уже чувствую себя как дома, на севере, в детстве. Только мы ставили ноги на... гм... на собак.

   Марина ставила чайник, доставала чашки, то подходя к столу, то отходя от него:

   - Ну и чего ты застеснялся? Мы тоже тут держали собак в домах, пока это все не началось. Потом стало нечем кормить, весной полезли оборотни, и стало страшно гулять, многие с ними и уехали, но не все. Немногие оставшиеся делились с собаками человеческой едой, пока могли и пока было с кем. С ними теплее, конечно, но выгул... А особенно еда. А сейчас в городе уже и щенка не найти, как ни ищи.

   Димитри усмехнулся:

   - Эти наши собаки прокормили бы нас сами. Даже здесь. Но концепция, - кивнул он на ящик, - отличная.

   Марина подвинула ему кружку с крепким горячим чаем, поставила на стол вазочку с ромбиками песочного теста, посыпанными сахаром и корицей:

   - Угощайся, вчера пекла. И давай сразу к делу.

   Кружка приятно грела руки, печенье было действительно свежим и в меру сладким. Несколько минут он наслаждался покоем и ее молчаливым принятием, потом сказал:

   - Ну если сразу к делу, то... Марина, скажи, из чего я могу выбирать? Если ты заметила, мой предшественник был порядочным засранцем, и часть вашего справедливого отношения к нему достается мне потому, что вам его некуда больше отнести. Доказывать вам, что я не он, я за восемь лет... - он замолчал подбирая слово

   Марина из-за своей кружки с чаем кивнула ему головой:

   - Ты затрахался. На твоем месте кто угодно бы затрахался на пару лет раньше. Мы не будем сейчас говорить о том, что ты сам для этого сделал, хотя оно все равно всплывет. Но пусть это будет не теперь. Давай сосредоточимся на поправимом. Сейчас любой наблюдатель видит на списке действий администрации империи несколько крупных политических клякс, которые вполне могут стать пятнами на твоей репутации. И первая из таких клякс - это Алиса. Еще в апреле была Полина, но сейчас этот вопрос хотя бы заморожен.

   Димитри почти минуту задумчиво крутил кружку в руках.

   - Марина, - сказал он наконец, - в ситуации с Алисой мне понятно только то, что мне самому в ней не все понятно. Я бы с удовольствием привез тебе ее дело прямо сюда, но моя служба безопасности меня не поймет, а шагать вот так сюда из Приозерска с этой папкой под мышкой тяжеловато, она толстая. Ничего, ты прочтешь, когда приедешь ко мне. Что же до Полины, - наместник посмотрел на кружку, пожал плечами и поставил ее на стол, - похоже, я один не вижу проблемы и все время озадачен. Один из моих консультантов так беспокоился, прочитав ее прощальное письмо в блоге, что даже просил меня об изменении приговора, хотя в его собственном положении это было довольно странно, но в чем состояли мои риски, я так и не понял. Я хотел просто поговорить с ней в мае, но ты помнишь, что вышло. Это все тем более странно, что Полина Юрьевна достойный враг - умный, честный, последовательный. Она играет открыто и стоит на своем до конца. Такая вражда - большая удача и повод для серьезной гордости. И если быть откровенным, мне перед ней несколько неловко, потому что эта отсрочка приговора унизительна для нее. Для меня тоже, но это другой вопрос. Я знаю, что заслужил все, что она швырнула мне в лицо во время нашей майской встречи. И огрызался я совершенно зря, и пощечину получил справедливо. Я попытался исправить дело, но не преуспел. Видимо, начал как-то не так...

   Марина сидела над кружкой с чаем, подпирая щеку рукой, и смотрела на наместника с сочувствием. Дождавшись паузы, она сказала:

   - Димитри, тебе когда-нибудь кто-нибудь говорил, что ты повел себя как идиот?

   Он засмеялся в ответ:

   - Это всегда было довольно рискованно делать, но в молодости я часто сожалел о том, что мне этого вовремя не сказали. Теперь не сожалею.

   - Так вот, - сказала хозяйка, глядя на гостя все с тем же сочувствием в глазах. - Ты в истории с Полей повел себя как идиот столько раз, что реши я тебе подробно объяснять про каждый, ты жил бы тут неделю, и вся твоя орава без тебя сильно плакала. Ты или сам это поймешь, или все равно сам поймешь, только позже. Но я ее знаю в три раза дольше, чем тебя вижу в этом не всегда богоспасаемом городе, и могу тебя понять лучше, чем тебе кажется. Полина умеет быть такой занозой, что все кактусы мира могут засохнуть от зависти, ты правильно увидел и понял. Но она не только заноза. Сам подумай, кем надо быть, чтобы из сытого и чистого Пскова от хлебной работы вернуться сюда к неработающему метро, темным улицам, холоду, закрытым магазинам и всему, что ты тут нашел. И еще подумай, что ее толкнуло признаться, что она не ест, когда мы так мило поговорили на четверых, что этот твой татарин вас с ней чуть не водой разливал. Могла ведь и промолчать, и недели через три от сегодняшнего дня ты бы нам выдал ее уже в гроб. Сам представь ответ города еще и на эту смерть...

   Она усмехнулась, дружелюбно и заразительно, так, что он сам улыбнулся в ответ, - и продолжила: