Между дураком и подлецом

Повсюду мелькали разноцветные зеркальные стекла солнцезащитных очков, ставших необычайно модными этим летом на всем побережье. Я чуть не ослеп от их бликов, продираясь сквозь толпу на мосту через Псыхэ. До рынка было уже рукой подать, и я сбавил темп, чтобы обмозговать ситуацию и подготовиться к встрече с Бабосяном.

«Все, что говорил Бабик о Злославе, подтвердилось в точности, – подводил я мысленно итог, – и туалетная бумага, и скупость, и даже воровство электроэнергии. К тому же у Недоумченко, как выяснилось, имелся компромат на Бабосяна, взять хотя бы эту нелепую историю со слабительным или похожую на правду историю с его братом, следовательно, тайным заказчиком вполне мог оказаться и он. Но именно эта очевидность и настораживает, слишком гладко тогда все выходит.

Совершенно очевидно, что семейная чета Недоумченко – это два полоумных кретина, каким-то чудом встретивших друг друга, и их дефективный ребенок тому явное подтверждение. Понятно и то, почему эти дегенераты выбрали "профессию" попроще и посвободнее от конкуренции, но в то же время востребованную настолько, чтобы прокормить их: просто в их семье "ходит в штанах" и всем заправляет жена, а не тряпка-муж.

Злослав, на мой взгляд, слишком примитивен, чтобы заказывать статью через Бухгалтера. Подобным Недоумченкам легче откровенно нагадить человеку, чем плести вокруг него тонкие "кружева" интриг, так они почувствуют большее удовлетворение. Этого безмозглого олуха попросту могли подставить, вызвав в Долину на засор». Подходя к «Сухогрузу», я уже нисколько не сомневался, что тут что-то нечисто. Ну хоть какая-то определенность появилась в этом «деле с душком» – и то хорошо.

В шашлычной на этот раз было многолюдно: два столика занимала компания молодняка, а за третьим поглощал огромную порцию ребрышек барбекю овощник с первого этажа, у которого я частенько покупал то картошку, то морковку. Бабосяна видно не было, но из-за перегородки слышался лязг металлической посуды. Из динамиков, закрепленных под самым потолком, звучал сёрф-рок. Я остановился у прилавка и с удовольствием заслушался забойными гитарными риффами, и даже незаметно для себя начал ритмично притопывать в такт музыки.

Подростки тем временем чудили. Один из пубертатов выудил из высокого стакана с газировкой кубик льда и незаметно засунул его под майку прыщавой девахи. Раздался пронзительный визг, удачно совпавший с кодой музыкальной композиции. Привлеченный резким звуком, из кухни выглянул Бабик, озабоченно хмуря брови. Увидев меня, он расплылся в улыбке и подошел к стойке, вытирая на ходу руки полотенцем, заткнутым за пояс длинного фартука.

– Здорово, братан, – поприветствовал меня мангальщик как закадычного друга.

– Привет, Бабик, – ответил я, и наши ладони со звонким хлопком сошлись над стойкой.

Зажигательная инструменталка закончилась, и вслед за ней протяжно затянул женский контральто-вокал. Впрочем, «винная девушка» мне тоже нравилась.

Бабик что-то покрутил под прилавком, громкость уменьшилась, и он спросил:

– Тебе так же, шашлык с пивом?

– Нет, спасибо, не сегодня, – отказался я. – У меня какое-то расстройство. Дай мне лучше слабительного, если есть, конечно?

– Да ты че, какое еще слабительное? – гоготнул он. – У меня же не аптека.

Вел себя Бабик абсолютно естественно, но все же на миг мне показалось, что его глаза забегали в растерянности. Кто знает, может быть, просто вспомнил, что вовремя не уплатил за электроэнергию?

– Не удивляйся, Бабик, я только что от Недоумченко, – сказал я и многозначительно помолчал. – После встречи с этими двумя и стошнить может. У тебя есть минутка, хочу поделиться соображениями.

– Давай присядем, – он показал рукой на свободный диванчик у окна.

– Да нет, это ненадолго. Кстати, а ты, случайно, не знаешь, с ними еще кто-нибудь живет?

Бабосян кивнул головой:

– Да. Недоумычи год назад перетащили из деревни какую-то там своячно-золовочную родню. Это полностью свихнувшаяся тетка. Они ее даже на улицу не выпускают – боятся за окружающих, – Бабик рассмеялся. – Эта ненормальная пашет на них как рабыня: лепит туалетную бумагу и готовит деревенскую томатно-чесночную похлебку со свиными хвостами, от вони которой мухи дохнут по всей округе.

«Не померещилось, значит», – подумал я, а вслух спросил:

– Слушай, а ты, вообще, откуда узнал-то про туалетную бумагу?

– Так это все знают, – Бабик искренне удивился. – Поэтому-то местные по этой самой надобности ходят в соседнее кафе «Медвежья берлога», а к нему – только куропеты, которые не понимают, почему его бумага так воняет, – снова заржал он.

– Если бы ты знал, какое зловоние в его квартире, ты бы лопнул от смеха, – подтвердил я, но тут же осекся: – Хотя бедным соседям не позавидуешь. Так, значит, говоришь, никто из ваших к нему не ходит? Какие же тогда убытки он подсчитывает? Может, он просто свихнулся?