Между двух огней

– И он тоже пусть бросит оружие! – помог мне мужик, что держал Наташу на мушке. Обернулся вправо, как бы посмотреть на Гастона. Только моя правая рука продолжила за спиной движение и тяжелый камень ударил по руке с пистолетом у Наташиного виска. Он вскрикнул, да только я – вот он. Завершил разворот впечатав ему в висок приклад со всего маху.

Гребаной альфой по вымпелу и всех по яйцам! Я знал, что не все учту. Но я забыл про нож. Я не очень люблю ножи. Пользоваться умею. Но, не мое. Вот и забыл. Гастон вышел вперед и стильно разложил памятную бабочку. И кто теперь скажет что преступность – абсолютное зло? Разрезал веревки. Я стащил повязку на рту.

– Ну, Ванечка, ты так долго! – и собралась заплакать. – Помогите Моисею Соломоновичу!

Не будет плакать моя Вяземская. Вот еще! Просто пылища вокруг. Посмотрел в темный угол за дверью. Вот же я, победитель террористов хренов. И не заметил. А в углу сидел, привязанный, как и Наташа, господин Тейманис. Изрядно побитый. Но живой. Ну совсем интересно!

В коридоре послышался шум. Я перехватил пулемет.

– Свои! – это Яков.

– Зайди! – не опускаю ствол.

Якова прикрывал Жюль, друг Гастона. Кажется, он не безнадежен. Не поперся за Яковом.

– Все нормально? Давай тогда сваливать!

Я показал на Тейманиса. Мейдель присвистнул. Я показал Якову глазами на мужика. Он кивнул. Подхватил её на руки и пошел на выход.

Возле главного входа стояли две машины. Обычные такси. Только от Батиста. Гастон сгрузил Тейманиса в машину. Подошли Марк с Саввой. Гастон и Жюль схватили канистры и убежали в дом. По нашей договоренности, кроме оплаты, они на три минуты получают дом на разграбление.

Я подошел к Наташе.

– Ты сейчас летишь в Женеву. Поживешь у Саввы. Прости меня. Недели через две можно будет вернуться. Ладно?

Она долго на меня смотрела. Потом кивнула. Поцеловала и сказала:

– Кольцов. Я тебя ненавижу.

Мне стало легче. Примчались бандиты. От дома потянуло гарью. Такси с Наташей, Саввой, и Тейманисом отъехало первым. У Гастона на боку появилась объемная, плотно набитая сумка. Они, с Марком, уселись во второе такси и уехали. Мы с Яковом пошли на рю Де ла Мар. Я там запарковал свой Ситроен. Все оружие мы бросили на месте.

Говорить было невозможно. Салют продолжал греметь за спиной. Вся операция заняла, по часам, четыре минуты. Я с господином У договорился на двадцать. Думаю, на этом фоне наши шалости толком и не услышали.

Когда мы садились в машину салют бахнул напоследок и стих. Навалилась темнота, но вдали разгоралось другое зарево.

– Как думаешь, сгорит целиком?

– Сто литров бензина. Должно. Или Гастон вообще дите.

Я тронул автомобиль. Теперь нужно догнать поезд. Ничего сложного. Судя по расписанию, он отъехал еще километров на двадцать. Через час догоним.

– В кабинете было двое. Оба ранены. Я их добил. Двоих уложил Савва в гостиной. Больше в доме никого не было. – сообщил Яков.

– Хорошо. Теперь главное, чтоб погода позволила им улететь.

– Я расспросил господина в кабинете, и мужика в подвале. Оба назвали одно имя. Густав Ротшильд. Он приказал.

– Надо же! Кто бы мог подумать!

И я врубил вторую, энергично разгоняя авто. И выруливая на Северное Шоссе. До Компьеня семьдесят верст, успею. Если нет, то следующая точка – Вокзал Нуайон. Туда точно успею.

Потом я рулил, а Яков сидел рядом и боялся. С точки зрения двадцать первого века я спокойно ехал. Несчастный барон, услышав что мы едем быстрее ста километров побледнел. Я хмыкнул, не говорить же ему, что я, к себе за город, и двести ездил.

Как не удивительно, но мой план вполне сработал. Не имея никаких спецсредств, и подготовленных людей, выход мне виделся один. Подавляющее огневое превосходство и крайне агрессивный штурм. Нужно было не только Наташу освободить. Но и свалить. Похоже, я перестарался. Времена патриархальные. Они явно не ожидали такого. Плевать. Полиции, в реальности, кроме слухов предъявить нам будет нечего. Яков рядом закашлялся. Бедняга. Протянул ему флягу с водой. Повезло мне с товарищами.

В жизни у меня бывало по всякому. Но с друзьями везло всегда. Да и лейтенант Островский, как оказалось, был прав. Нас было пятеро. Фа-фа, Харя, Портос, Мирза и Я – Цент. Сначала я был Центр. В строю по центру стоял. Но стерлось до цента. Больше не стоит, говорил Харя. Сергей Нерадов. Питерский интеллигент, стрелок-перворазрядник. Родители-артисты мечтали из него сделать, о ужас, хореографа. Отсюда – Харя. Узбекский татарин Агифат «Фа-фа» Исмагилов. Узбек Азат «Мирза» Мирсатов. Невзрачный питерский татарин Арамис «Портос» Дашкин. И я. Интеллектуалы, призирающие нашего замполита, и этого не скрывающие. Пантелеев и Гондю написали рапорта. И отбыли в Канск. Остальные парни быстро втянулись. А я попал с освобождением заложника. Никак не удавалось обхитрить Островского. Пока я, три месяца тренируясь каждый день, не решился кинуть шарик подшипника. А потом и прикладом по лицу. Отрабатывал-то висок. Но сместил и по челюсти. Когда наш прапор вправил Островскому челюсть, тот сказал «Вот можешь же, Кольцов, бля!». И мы побежали дальше.