А я впал в романтическое. Сидящая поодаль княжна делала сказочным все окружающее. Усевшись поудобнее, сыграл Summertime[1]
. А потом, почти без перехода — буги в стиле Томми Эмануэля. Американцы принялись танцевать между столиков. Вот уж не ожидал. У нее были огромные глазища, густые ресницы, плечи для поцелуев, и восхитительня осанка. Ломкая и хрупкая с виду, не казалась изнеженной. Меня понесло. Встал и подойдя к её столику исполнил «Золото на голубом».Кажется, девушку зацепило. Художники вообще устроили овацию. А к ней за столик уселся худощавый француз, чмокнул её в щеку и извинился за опоздание. Я вернулся в угол. Вечно у меня так.
Они ушли, а я затянул «Ой мороз, мороз, не морозь меня…» Пьяные художники принялись подпевать, и вечер закончился меланхоличным хоровым пением. Ушел я как обычно, заполночь. Махнув на прощание рюмку коньяку, отправился домой.
Выйдя из фуникулера, свернул вправо. Пройдя метров двести, услышал впереди возню и женские крики. Подойдя поближе увидел что два оборванца нагло пытаются лапать какую-то девушку, которая требует оставить её в покое. Ясное дело вмешался.
— Ну-ка, оставили мадемуазель в покое и скрылись!
Оба сластолюбца обернулись и гнусно ухмыляясь направились ко мне.
— Ты был прав, Гастон, — сказал один другому, — на женские крики появился жирный карась. И мы его сейчас освободим от деньжат.
Достали ножи. А мне стало скучно. И я, не рассусоливая, двинулся им на встречу. За миг до взмаха ножиком левого бандюгана — присел, и пробил ему кулаком по яйцам. И разгибаясь в развороте отоварил в челюсть правого. Судя по тому, как они держали ножи — парни тертые. Но я это все тупо проходил на занятиях два года в армии. А потом, в девяностых, еще и много занимался. Поэтому я просто-напросто быстрее. А тело охотника — очень даже готово к таким действиям. Так что, завершив разворот, я вернулся назад и взял прислоненную к стене гитару. Потом обернулся к стоящей у стены девушке.
— С вами все нормально?
Она отошла от стены. Оба-на!!! Княжна Вяземская!
— Да, все нормально. — надо же, а голос-то спокойный.
Я снял шляпу, и перешел на русский.
— Позвольте представиться. Кольцов. Иван Никитович.
Она меня тоже узнала. И даже исполнила нечто вроде книксена.
— Вяземская Наталья Викторовна.
— Мне кажется, Наталья Викторовна, такой красивой девушке гулять ночью — плохая идея.
— Ну, Иван Никитич, по большому счету мне ничего не угрожало — она показала мне дамский браунинг, что держала в руке, а теперь положила обратно в ридикюль.
— Тем не менее, я прошу разрешить проводить вас до дома. Я не знал что вы в безопасности, и честно спасал.
— Извольте.
И мы быстро пошли в сторону Пигаль. Спустя некоторое время заговорили.
— Вы позволите? — она взяла меня под левый локоть.
— Конечно, до завтра эта рука у меня абсолютно свободна.
Отошли уже порядочно, и слегка замедлились.
— А где ваш кавалер, тот, похожий на крысу?
— Анри вовсе не похож на крысу!
— А как вы поняли, что я говорю про Анри?
— Кольцов! Вы дурно воспитаны!
— Ни в коем случае! Просто вы ночью идете по улице одна. Нет ему прощения.
Мы прошли еще несколько минут молча.
— Я с ним рассталась. Вот как ушли из «Тетушки» …
— Зря ушли, нужно было там расставаться. После вашего ухода я пел грустные песни. Вместе у нас вышло бы очень душевно.
— Вы сами сочиняете? Такие песни удивительные…
— Да нет, после эвакуации из Крыма, я много странствовал, пока не оказался в Париже. Всяких песен наслушался.
— Я слышала, вы долго жили в Африке?
Опа! Это она мной интересовалась? Кто это ей про меня рассказывал? Хотя … художники народ болтливый. Может и вправду услышала.
— Да, я там охотился на алмазы.
— Судя по тому, что вы поете в кафе, не очень успешно?
— Это как посмотреть. Во первых я спасся от вероломных термитов. Вы знаете термитов? И не узнавайте. Это такие муравьи, размером — от большой пчелы до мелкого хомяка. Но их много, и я единственный в мире кто пережил их нападение. Ужасно жестокие и свирепые.
— Вы меня уже заинтриговали, рассказывайте.