Между двумя романами

А чего стоит нашумевшая история с попыткой заключить неудобного гражданина в психиатрическую лечебницу! Тогда В. Д. с Роем помчались на нашем «Москвиче» спасать его. А потом и другие – писатели и ученые. И в психушке Жорес оставался самим собой. С интересом разговаривал с врачами. Отсутствие страха у «пациента» было воспринято ими как признак болезни. В общем, пришлось ему провести в лечебнице несколько дней.

В конце концов его лишили советского гражданства, когда после многих отказов со стороны властей он все-таки поехал на конференцию в Лондон.

Итак, Жорес… Он часто заходил к нам, когда бывал в Москве. Жил он с семьей в Обнинске. Придет, допустим, а нас с Володей нет. Дети встречают радостно. А он: «Ну-ка, посмотрим, что у вас есть в холодильнике… Ай-яй, пусто…» Выдает сумму – бегите в магазин. И к перечню продуктов всегда кофе… День Жореса Александровича бывал очень насыщен, удивительно много он успевал – и в своей научной работе, и в раскрытии бюрократических тайн, и в посещении друзей. Приходил иногда с большим рюкзаком. Вытаскивает, например, джинсы (тогда – вожделенный предмет): это – Ване. А у него этих джинсов – полный рюкзак: всем знакомым ребятишкам. Это значит, Жорес Александрович получил какой-то гонорар!

Ну вот, принесли дети провизию, устроились уютно за столом, поели с аппетитом, поговорили.

– А теперь, – заявляет Жорес, – я посплю до прихода родителей.

Ложился обычно на мою постель – в кабинете не заснешь: кругом навалены пирамиды толстых книг, рукописи, – одну подушку под ухо, другую – на ухо. Поспал полчаса и опять готов действовать. Это я для чего рассказываю? Для нас с Володей Жорес был как бы образцом: без мелочных условностей, мешающих общению, очень простой, а в то же время – глубокий, серьезный, и очень отзывчивый человек. Он обладал удивительным качеством, которого, пожалуй, я не встречала больше ни у кого: умел быть на равных с любым, независимо от возраста и положения. Придешь, бывало, домой, а он на кухне с детворой общается – и с большим удовольствием. Не с позиций «взрослого», а с искренним живым интересом. Оттого его все любили.

Недаром, когда уезжал в Лондон, на перроне собралась целая толпа – и не только друзья, сослуживцы-биологи, но и рабочие, уборщицы… Всем он был нужен. Все горевали, чувствовали, что расстаемся очень надолго.

Между прочим, именно он надоумил Володю послать письмо издателям, когда «Международная книга» дала ему, так сказать, «от ворот поворот». Он и потом следил за перепиской Дудинцева с заграничными издателями. И после смерти Володи Жорес и Рита, его жена, остаются нашими друзьями.

Глава 33 «Белые одежды»

Замысел романа формировался задолго до начала собственно работы. Но, как было и с первым романом, я скрывал этот замысел, и даже более того: и в дальнейшем не открывал никому, о чем пишу.

В начале 60-х годов в «Новом мире» было объявлено о том, что я для этого журнала пишу новый роман «Неизвестный солдат». Здесь необходимо кое-что пояснить. В то время я еще не знал, что за книгу напишу; мое участие в составлении этого анонса объясняется главным образом тем, что единственно таким путем я мог бы заключить с этим журналом договор и, соответственно, получить аванс, в котором, как водится, чрезвычайно нуждался.

В самом названии «Неизвестный солдат» скрывался эмбрион основной мысли нового романа: мне уже тогда было ясно, что речь в новом сочинении не будет идти буквально о солдате, который погиб, оставшись неизвестным. Отнюдь нет. Задумано было таким образом, чтобы рассказать о человеке, работавшем в какой-то точке общества, делающем какое-то дело, которое он рассматривает как важное и нужное для общества, – и делает его не ради наград и орденов, в противоположность иным карьеристам, но по внутреннему зову, некоему моральному императиву, обязывающему человека создать нечто полезное… Это, так сказать, первый, ясно видный слой будущего повествования. А под ним второй, для пытливых умов… Вот когда роман уже был написан, я порою слышал: что же, речь ведь все-таки шла о картошке… Неужели за это стоило отдавать жизни? Это относилось к первому слою романа. А для пытливых умов скажу: служение истине, в какой бы области она ни находилась, – самое дорогое, что есть у человека. Когда тебе указывают, как мыслить, – это наступление на ум и сердце. В таких условиях служение истине становится тайным и порой действительно стоит жизни.

В заголовке «Неизвестный солдат» можно видеть, как в окружающем меня тогда тумане прорезался луч света: идея романа «Белые одежды», в котором его герой, Федор Иванович, именно гонится не за наградой: он испытывает настоятельную потребность бороться против Зла во имя торжества Добрых начал и готов для этого торжества пожертвовать всеми своими благами и удобствами.

Но потом, почувствовав остроту создаваемой книги, я, как и в случае с первым романом, начал прятаться, скрывать как саму работу, так и ее содержание.