Яга перевернула над столом мешок. Где-то в другом месте этот жест выглядел бы величаво, но в горнице Мстислава – нет. Ну, мешок. Ну, выпали из него золотые украшения. Ну, много. И что?
– Интересную ты историю рассказала, Яга, – проговорил Мстислав. – И вряд ли целиком. Но вижу – не врешь. Потом расспрошу тебя подробнее. Предупреждали меня о Брячиславе, да все пока не до него было. Подумаю. Обо всем. А вира золотом мне не нужна. Раз принял тебя Знак, значит, ты богатырь и есть. Полное право имеешь на любую помощь от моих людей. Вот твоя вира – в дружине богатырской со злом бороться.
– Я? Богатырь? – опешила Яга. – Смеешься, Великий?
– Смеюсь, – кивнул Мстислав. – Но ты и правда богатырь. Послужишь мне, победим напасть, и будет тебе домик. А пока скажи ключнице, что я велел тебя на моем подворье поселить.
– Со мной… слуга и друг. – Яга потрясла головой, будто пытаясь прогнать глупый сон. – Тощий мужик и толстый кот. Мужик – слуга, кот – друг, – зачем-то пояснила она и покраснела. Вот князю интересно, кто есть кто…
– Скажи про это ключнице. Благодарю за рассказ, а теперь иди. И золото, – усмехнулся он, – забери.
– Княже! – взмолилась Яга. – Куда мне эту тяжесть тащить? Возьми хоть на хранение!
Вечером, в маленькой клети гостевого дома, кот Мрак вылизывался на окне.
– Стра-анные они тут, в столице. Богатырем тебя, Ягинюшка, назначили… Но ничего. Зато сметану густую делают. Пока мне такой сметаны в миску кладут, богатырствуй сколько влезет.
Яга сидела на лавке, откинувшись на стену. Думать не хотелось. У Мрака есть сметана, у нее – лавка, у Радомира – большой мешок с соломой на полу и какие-то дела с княжьими книжниками. До Купалы никуда бежать и никого спасать не придется. Зато можно на торгу добрые сапоги поискать. Старые в дороге поистрепались, а нога у нее пока не костяная.
Дальше – посмотрим.
Марина Крамская
Стрибожич
…По птичьему крику узнаешь приближение его. Того, кто, преданный, встал один – против всех и затворил врата смертные. А имя ему – глас вышних…
Сперва залаяли псы, разбудив всех в избе. Следом послышался стук в ворота. Завозились купцовы дети на полатях, проснулся и сам купец, проворчав из темноты:
– Кого черти принесли?
Стук повторился настойчивей. Купец встал, цыкнув на взбудораженных детей, зажег свечу в подсвечнике. Веягор приподнялся на локте и глянул с печи вниз: слабый огонек выхватил обвислое бородатое лицо и злые глаза хозяина дома. Скрипя половицами, купец вышел в сени, затворив за собой дверь.
Дети угомонились, снова тихо засопели, а к Веягору сон не шел. День выдался суматошный: в город он зашел еще на рассвете, на постой вставать не собирался, но купец так упрашивал, что пришлось уступить, – уж очень тому хотелось выпросить у Стрибожьего жреца попутного ветра перед тем, как по Днепру в Византию идти.
Теперь Веягор жалел, что согласился. Овчина под ним пахла чужим потом, собаки не унимались, из-под волока поддувало. Его бы воля, он бы здесь никогда не оказался, но Владыка отправил в паломничество, за какую провинность – неизвестно. Улыбался гаденько: мол, засиделся ты, Веягор, вдали от простых людей. Иди вспомни, зачем Стрибогу служишь. Ему – сыну великого жреца, что князьям помогал половцев от границ отвести, – по городам и весям шастать? Но с Владыкой не поспоришь. Вот и длилось паломничество третий месяц кряду.
Купец долго не возвращался, но лай наконец-то стих. Так и не дождавшись хозяина, Веягор не выдержал, слез с печи. Одетый в длинное льняное платье, он подвязал очелье вкруг кудрявой головы, ощупью закрепил сапоги ремешками и подпоясался широким ремнем с ножнами и полным кошелем подати. На грудь повесил отлитый в серебре бараний рог, с двух сторон крепленный к цепи, – жреческая гордость, отцовское наследство.
Ни свечей, ни лучины купец не оставил, так что Веягор продвигался медленно, чуть не запнулся об ухват, нащупал в темноте стол, крытый льняной скатертью, коленом стукнулся о лавку, но добрался до сеней. Распахнул дверь во двор, пустил внутрь тусклый лунный свет и снял с гвоздя налучье с полным колчаном. Закрепил отдельным ремешком на поясе, накинул тетиву: когда сердце жреца тревожится, лучше его послушать.
Купца нигде не было видно.
С плохим предчувствием Веягор вышел на высокое крыльцо, спустился мимо подклети по лесенке над сложенными внизу дровами и двинулся через двор, нашептывая молитву. И чего полез, сидел бы в доме – так ведь нет, натура такая, как говаривал отец. А ну как явились тати, убили купца и теперь в дом полезут, к детям? Поднялся ветер, затрепал подол платья. Под ногу попалось что-то, впотьмах не разобрать. Веягор наклонился и поднял подсвечник из травы.