Между Явью и Навью

– Дернешься – застрелят, – предупредил Иван, рассматривая трофеи.

Глаза его горели алчностью. Рог он повесил на грудь, а амулет сперва рассматривал на весу, держа за цепь, а затем подтянул в ладонь и вдруг неистово зашипел: серебро выпало из руки, а на коже мгновенно вздулись пузыри. Иван схватился за запястье здоровой рукой и уставился на нее в ужасе: пузыри лопались, и из них текла сукровица. Веягор же глаз не мог свести с его лица – оно менялось! Исчезло бельмо, кожа стала гладкой и волосы поменяли цвет. Да что же это за колдовство?..

Веягор тихо свистнул, и ветер ударил ладью волной сзади. От рывка все, кто стоял, повалились на доски, но жрецу только то и требовалось – он обрушился на скулящего Ивана, стащил рог с его шеи и крикнул Гавриле:

– ДАВАЙ!

Одновременно взлетело воронье с мачты, замельтешило над палубой, накрыло тучей и жреца, и мальчишку, оцарапав им лица и руки. Но неразбериха спасла их: не видя Ивана, стрелки опасались его задеть.

Стоило Веягору уйти под воду, воронье ринулось обратно в лес, прямо на врага, рассеявшись по всему берегу. Засвистели стрелы, посыпались черные перья, но, пока лучники отбивались от птиц, жрец с мальцом доплыли до мелкой безлюдной заводи, покрытой кувшинками, и прислушались – их явно потеряли из виду.

– А я тоже так смогу… с птицами? – шепотом спросил Гаврила.

Веягор вздохнул.

Какой усердный ученик!

* * *

Лес тут был густой и темный, солнце едва пронизывало его. Веягор зацепился за корни росшего под уклоном деревца, и едва оказался на осыпающемся склоне, вытянул следом Гаврилу. Чуть перевели дух, как жрец зашептал молитву. В горле у него словно скреблись птичьи когти, кашель рвался из груди, но нельзя было издать ни единого громкого звука. На молитву откликнулся ветер: закачал густые кроны, наполнил лес шелестом и скрипом.

– Идем быстро, но осторожно, – едва слышно шепнул Веягор мальчишке.

Пояс промок, налучье и тул[9], хлебнувшие воды, заметно потяжелели и мешали идти. Беглецы крадучись миновали бурелом, то и дело замирая от треска веток под чужими ногами. Разбойники ходили совсем близко, искали пропажу, но за поваленными и накренившимися деревьями им и друг друга было не видать.

Чуть набравшись смелости, Веягор с Гаврилой ускорили шаг, и вскоре лес начал редеть. Потянуло стоячей водой и тиной. Под ногами захлюпало, почва стала топкой.

Болото.

Судя по тонким сосенкам – верховое, довольно крепкое, густо поросшее осокой. Ноги проваливались в воду по щиколотку. Веягор взглянул на Гаврилу: ветками ему рассекло обе щеки и лоб, царапины кровоточили, но в глазах было упрямство. Останавливаться нельзя – это понимали они оба. Мальчишка, может, и не до конца, но жрец знал побольше: те ладьи, что перегородили реку, были невероятной иллюзией, мороком, как и облик Ивана. Уж кто его знает, откуда он взялся и чем промышлял, но только Веягор видел его истинное лицо.

Прежде чем двинуться вперед по болоту, жрец подобрал длинный шесток, сломанный наискось, – таким хорошо дно проверять, – и обратился к Гавриле:

– След в след иди, ни на шаг не отставай.

Шли мучительно медленно. Веягор шестком пробовал каждый шаг наперед. Гаврила послушно ступал следом, но тут вновь послышались голоса и показались тени между редких сосен.

Их было трое. Веягор выхватил лук из налучья – хорошо, что тетиву со вчерашнего дня не снимал, опасаясь за свою жизнь. Выстрелил подряд трижды. Двое свалились замертво. Уцелевший ответил и чуть не угодил в Гаврилу: касанием тому рассекло штанину и оцарапало голень. С четвертого раза Веягор уложил последнего из разбойников, но тот застонал, и тут же послышался топот спешащих на помощь ищеек.

– Скорей. – Веягор схватил мальчишку за руку и силой поволок за собой. – Не уйдем, они нас расстреляют.

Гаврила и не спорил, бежал за жрецом, весь бледный и в поту. Они спотыкались о корни, не разбирали пути – быстрее, быстрее, если хочешь выжить.

Веягор почуял, что земля пошла под уклон, но опоздал – одна нога провалилась в мочажину по колено, корпус повело вперед, и мигом позже жрец по грудь окунулся в ледяную воду. Только лук, с которым он так и бежал наперевес, успел бросить Гавриле.

Знал, что нельзя дергаться, но в первом порыве попробовал высвободить ноги – бесполезно, словно по две пудовых гири привязали к каждой лодыжке. Гаврила, на счастье, устоял на краю и теперь растерянно смотрел на жреца. Паника, видно, затуманила его разум, но хотя бы преследователей не было слышно.

– Согни березку, – велел ему Веягор, указав за спину. – Только близко не подходи.

Мальчик послушался, и жрец ухватился за верхушку тонкого деревца. Ноги у него окоченели мгновенно, и смертельный холод расползался по телу. Он подтянулся, согнув локти, но трясина держала намертво. Поддернул одну ногу – второй провалился глубже в вязкий ил. Снова подтянулся. Руки горели от напряжения, пот лился в глаза. Издалека послышался вой, протяжный и жуткий. У Гаврилы на лице страх сменился отчаянием.

– Сделайте что-нибудь! – прошептал он. – Подуйте в ваш рог, пусть нам помогут!