Между империализмом и революцией

Брест-Литовский мир вырос из распада старой армии. Она была жестоко надломлена долгим рядом поражений. Самый факт мартовской революции нанес ее внутренней организации глубочайший удар. Ее нужно было перестраивать снизу до верху, изменив под ней социальную базу, дав ей новые цели и новые внутренние отношения. Между тем полное несоответствие слова и дела, революционное пустозвонство при отсутствии воли к переменам, – словом, демократический маскарад Керенского – Церетели окончательно убивали ее. Военный министр правительства Керенского, генерал Верховский, настойчиво твердил о полной неспособности армии продолжать войну и о необходимости заключения мира во что бы то ни стало. Дальнейшие надежды на чудо и колебания, прикрытые патриотической истерикой, только обнажали безнадежность положения. Отсюда вырос Брест-Литовск. Меньшевики требовали от нас продолжения войны с Германией в надежде, что мы так вернее сломим себе голову. Под этим антигерманским знаменем они объединялись со всеми силами реакции. Они пытались использовать против нас последние остатки военной инерции народа. Грузинские лидеры шли при этом в первом ряду.

Заключение Брест-Литовского мира дало внешний повод для объявления независимости Закавказья (22 апреля 1918 г.). Судя по прошлой патриотической риторике, можно бы думать, что целью являлось продолжение войны с Турцией и Германией. Наоборот, формальное отделение Закавказья от России было продиктовано стремлением создать более неуязвимую юридическую обстановку для иностранной интервенции. При ее помощи меньшевики не без основания рассчитывали удержать в Закавказье буржуазно-демократический режим и нанести затем удар советскому северу.

Не только союзные меньшевикам буржуазно-помещичьи партии, но и сами лидеры грузинского меньшевизма открыто говорили и писали о борьбе со всероссийским большевизмом, как о главной причине отделения Закавказья. 26 апреля Церетели говорил в Закавказском сейме: – «Когда возникал большевизм в России, когда там поднималась смертельная рука над жизнью государства, мы всеми силами, какими располагали, боролись с большевизмом… Мы боролись там с убийцами государства и убийцами нации и с тем же самоотвержением здесь будем бороться с убийцами нации» (Шумные аплодисменты). С тем же самоотвержением и – с тем же успехом! Но разве эти слова оставляют хоть тень сомнения насчет того, в чем видели меньшевики задачу «самостоятельного» Закавказья? Не в создании между Черным и Каспийским морями идеальной социал-демократической республики, святой и нейтральной, а в борьбе с убийцами государства (буржуазного!) большевиками, во имя восстановления в старых государственных рамках буржуазно-демократической «нации». Вся речь Церетели, только что цитированная, состоит из повторения тех же патетических общих мест, какие мы от него десятки раз слышали в Петербурге. Председательствование на этом «историческом» заседании Закавказского сейма принадлежало тому самому Чхеидзе, который, в качестве неизменного председателя, не раз зажимал большевикам рот в Петербурге. Только то, что на севере они совершали in folio, они воспроизводили здесь in octavo. С тем же «самоотвержением» и с тем же успехом!

Практически непризнание Брест-Литовского договора сразу поставило Закавказье, как «государство», в безвыходное положение, ибо окончательно развязало руки туркам и их союзникам. Уже через несколько недель Закавказское правительство и сейм умоляли Турцию принять за основу Брест-Литовский договор. Но турки не хотели об этом и слушать. Паши и немецкие генералы стали в Закавказье неограниченными господами положения. Однако главное было все же достигнуто: при помощи иностранных войск революция была временно подавлена, падение буржуазного режима отсрочено.