Между львом и лилией

Это была Дженни, и, к моему вящему удивлению, она не только не одарила меня презрением, как один из моих соучеников, которого я встретил за полчаса до того, а бросилась ко мне на шею, обняла и поцеловала. Затем она схватила меня за руку и утащила в рощицу. Я сразу спросил, не замужем ли она, и красавица со смущенной улыбкой (оказывается, она может смущаться!) ответила:

– Знаешь, милый, после того случая ко мне никто не сватался, кого моя родня сочла бы достойным женихом.

– Прости меня!

– Это ты меня прости. Я сама все тогда устроила. Кто ж знал, что все так получится… А насчет этих… знаешь, я тут ни за кого замуж не хочу.

Я тогда шутливо спросил: «А за меня?», на что она ответила вполне серьезным тоном:

– За тебя, милый, пошла бы хоть сейчас.

– Но зачем я тебе, без денег, без каких-либо перспектив в жизни?

– Люб ты мне, и мне все равно, есть у тебя деньги или нет. Приходи, когда будешь готов.

А потом Дженни предложила мне продолжить «обследование», начатое тогда в колледже. Нет, невинность я с ней не потерял – впрочем, у меня уже были, скажем так, пара «нежных объятий» с прекрасными индианками, – но именно тогда и возникли все те зарисовки. А после того, как закончилась научная их часть, я решил ее нарисовать одетой – и потом, по ее настоянию, нарисовал обнаженной в полный рост. Оригиналы я вырвал и отдал ей, а сделанные тут же копии оставил в тетради.

Вздохнув, я отвлекся от сладких воспоминаний и углубился в лес. Я, конечно, не индеец, но следы вижу неплохо, тем более городского человека, бегущего по лесу, как переруганный бизон. Да и Грант, преследовавший Оделла практически по горячим следам, оставил след ничуть не менее заметный.

Ага, бежал Оделл вот до этой поляны. А дальше куда? С другой стороны опушки виден след Гранта – одного. Ну, это меня интересует мало. А вот что это вон там, слева? Понятно, здесь Джонни спрятался и пропустил Гранта мимо. А что дальше? Малинник. И вон там явственно видны следы пребывания медведя. Но в ту сторону следы не идут – и правильно, медведи редко без нужды нападают на людей, но близко приближаться к ним все равно не стоит.

А вот в этом направлении что-то угадывается. Пойдем-ка по этим следам для интереса. Куда это он отправился? Как говорится, «иди на запад, молодой человек»?[57] Там, в Аппалачах, он точно не выживет, у него не то что ружья, а даже ножа с собой нет. Вот разве что выйдет на каких-нибудь индейцев, но после того, что тут натворил Скрэнтон, это может кончиться для него весьма плачевно. Итак, поторопимся…

Надо было мне не забывать одну из любимых пословиц моей бабушки, «haste makes waste»[58]. Кроме следа Оделла, я перестал обращать внимание на то, что происходит вокруг меня. Поэтому я несколько удивился, когда неожиданно ощутил, что земля ушла у меня из-под ног и стремительно помчалась мне навстречу. Практически на лету мои руки подхватили и растянули в стороны, а кто-то уселся на меня сверху, запрокинув голову за волосы назад и зажав рот. Неизвестный со странным акцентом прошептал мне в ухо:

– Представьтесь, мистер, будьте так добры…

12 июня 1755 года. Леса где-то между Сасквеханной и Джуниатой. Джонатан Оделл, хирург

Положение мое было просто отчаянным. У меня не было с собой ни ружья, ни даже ножа – его вместе с ножнами снял с меня Хэйз перед тем, как распутать меня, и сунул в мой мешок, оставшийся там, на холме. А вокруг бродили лишь злые медведи, люди Скрэнтона и индейцы, которые, после того, что учинил с ними Скрэнтон, вряд ли будут ко мне добрее этих самых медведей.

Я вознес молитву к Господу нашему Сладчайшему Иисусу, и даже не заметил, как начал произносить ее вслух; а затем и запел сто сорок девятый Псалом в божественной обработке Исаака Уоттса:

Пойте Господу песнь новую; хвала Ему в собрании святых.
Да веселится Израиль о Создателе своем;
сыны Сиона да радуются о Царе своем.
да хвалят имя Его с ликами, на тимпане и гуслях да поют Ему,
ибо благоволит Господь к народу Своему,
прославляет смиренных спасением.
Да торжествуют святые во славе, да радуются на ложах своих.

И тут вдруг я почувствовал сильный удар по ребрам. Как хирург, успел подумать, что хорошо еще, что они вроде не треснули. Я упал и повернул, как мог, голову. Надо мной возвышался звероподобный Ахиллес Грант. Последовал еще один удар ногой; на этот раз восьмое ребро сильно заныло, а мой мучитель прошипел:

– Заткнись, сволочь! Ты что, хочешь, чтобы сюда сбежались все индейцы, которые бродят в этом лесу?

Другой голос (как мне показалось, Мартина Филлмора) ответил Гранту:

– Ахиллес, не надо! Вспомни, что сказал босс – с его головы не должен упасть ни один волос!