Между львом и лилией

– Вот что мне кажется. Англичане нам все равно не простят, когда узнают, что мы людей их побили. Поэтому, если вместе с французами мы прогоним этого их английского генерала, который со своими солдатами идет сюда, то мусью посчитают нас союзниками, и тогда они не станут нам мешать. Можно отправиться к испанцам – англичане с ними вроде как пока не собираются воевать. В общем, посмотрим, как дела пойдут. И еще – у англичан, которых мы побьем с вашей помощью, наверняка деньги есть. Мы их себе заберем. Мушкеты их продадим, порох, сабли. Деньги нам будут нужны для дальнего путешествия. В общем, будем потихоньку к нему готовиться.

Хас кивнул. Видимо, мое предложение ему понравилось.

– Тут ты прав, Кузьма. Что с бою взято – то свято. Это еще в старинном казачьем законе записано. Конечно, что-то отдадим индейцам, что-то реализуем… То есть продадим, – поправился Хас, увидев недоумение в моих глазах, – только насколько нам хватит денег – не знаю. Мы ведь пока плохо знаем ваши цены. Но есть у меня одна мысль – взять подряд у французов на уменьшение количества англичан в этой местности. Поголовье уменьшим, деньги получим. Женщин и детей, а также фермеров, убивать не будем, в худшем случае попросим переселиться обратно на восток. А вот людей вооруженных… Всем от этого будет только лучше.

Я уже хотел было ответить Хасу, но кто-то за стенами избы истошно заорал. Встрепенувшись, я хотел было встать, но неудачно задел поломанными ребрами за угол стола. Острая боль пронзила меня. Охнув, я скривился от боли и плюхнулся на лавку. Василиса, выскочившая из избы, вскоре вернулась назад и шепнула мне на ухо по-индейски. Кивнул, я сказал своим гостям:

– Это индейцы пленников английских мучают. Сколько уже лет живу среди них, а все никак не могу к этому привыкнуть. Просто не смотрю и все. Хотя это было больше у «людей кремня» принято, а у сасквеханноков такое происходит в первый раз на моей памяти.

– Ну, так это же не ты их научил, – криво усмехнулся Хас. – Тем более что мучают они не агнцев непорочных… Если бы все по-другому сложилось, еще неизвестно, кто бы на столбе висел, а кто бы под ним костер разжигал… Как говорится в книге пророка Осии, глава восьмая, стих седьмой: «Посеявший ветер, пожнет бурю». Кузьма, давай сделаем перерыв. Мы тут выйдем, покурим. А то все равно толком не поговорить – вон, как он, болезный, орет, надрывается…

12 июня 1755 года. Деревня Аткваначуке. Джонатан Оделл, военный хирург и натуралист

Деревня сасквеханноков находилась на склоне небольшого холма и представляла собой пространство яйцевидной формы, окруженное частоколом. Внутри располагались четыре длинных дома, покрытые древесной корой, несколько строений пониже – вероятно, складских либо хозяйственных помещений, и два небольших домика такой же постройки неизвестного предназначения.

Напротив стояли два бревенчатых строения с печными трубами – наверное, именно здесь жил тот странный белый индеец, – а вдоль частокола располагались поля с маисом, тыквами и фасолью. Имелись также две калитки с противоположных сторон деревни, ведущие наружу. А в центре было пустое пространство с четырьмя столбами неизвестного мне назначения. Между ними горел костер, вокруг которого сидели на земле десятки индейцев – впереди, как это ни странно, женщины, за ними – мужчины и дети. А рядом стояло несколько сасквеханноков в головных уборах. Это то ли вожди, то ли шаманы, подумал я.

Поколебавшись, я решился попробовать поговорить с ними о Томе Вильсоне. Но пожилой индеец, к которому я обратился, посмотрев на меня, процедил что-то типа «но инглич» и показал на соплеменника помоложе с обезображенным оспой лицом, стоявшего позади группы. Тот подошел ко мне и сказал:

– Говорить, белый!

Но только я попытался более понятно сформулировать фразу, как послышались приветственные вопли индейцев. Я обернулся; из одной из отдельно стоящих хижин вывели Скрэнтона, Гранта и бедного Тома. К ним подошла группа женщин и начала срывать с них одежду. Грант и Скрэнтон кричали и сопротивлялись, как могли, а Том с сардонической улыбкой сделал индианкам некий знак, а затем разделся догола, аккуратно сложив свою одежду в стопочку. После этого индейские воины привязали всех троих к столбам и отошли в сторону, а дамы, ведомые женщиной постарше в расшитом бисером кожаном костюме, обступили трех обнаженных мужчин. Главная из них взяла длинную палку и сунула заостренный конец в костер. Ее примеру последовали и несколько других.

– Что они делают? – испуганно спросил я у моего собеседника.

– Это враг, белый. Ты не враг, они враг.

– Но они же люди!

– Да, они люди, который убить индейцы. Много индейцы. Наши братья. Поэтому они умереть.

– Но не так же жестоко!

– А что значить жестоко?

– Плохо.

– Они плохо жить, умереть тоже плохо, – и индеец отвернулся, дав мне понять, что разговор закончен.

Но я еще попробовал промямлить:

– Но Вильсон, тот, третий, никого не убивал.