Читаем Между меридианами или "Мы не братья! Мы - любовники..." (СИ) полностью

Том скользит взглядом по моему лицу, затем останавливает его на сигарете. Парень отстраняется от перил и делает шаг ко мне – я теряюсь и не успеваю среагировать. Моя сигарета оказывается в его руках, а потом летит куда-то вниз, одиноко свеча своим огоньком. Я неожиданно отступаю и задеваю бутылку, которая стоит у меня под ногами, - она летит вниз и падает на землю, разбиваясь. Я осторожно смотрю вниз через плечо, затем поднимаю голову. Меня сковывают невидимые цепи.



- Сам же куришь, - выдыхаю я, понимая, что парень стоит до безумия близко.



- Я знаю, - Том печально улыбается, хватаясь рукой за перила и выбрасывая свой окурок вниз. – Наверное, это нелепо звучит.



Я сглатываю. Парень так близко, что я могу услышать его запах. Он такой сладкий, такой притягательный, что хочется уткнуться носом в его грудь и стоять так вечность. Я изо всех сил сдерживаюсь, чтобы не сделать этого, - Трюмпер смотрит за мою спину, между нами всего несколько сантиметров. Всё моё тело дрожит и цепенеет, и я понимаю, что не могу пошевелиться, а если скажу хоть что-нибудь, то точно буду заикаться.



- Том…



Он вздрагивает и замечает моё присутствие – его взгляд цепляется за меня, и теперь я вижу, что он осмысленный и печальный. Парень почти не пьян. Трюмпер склоняется немного ниже, упираясь рукой о перила, - я тихо выдыхаю, чувствуя, как его плечо касается меня.



- Том…



Я задыхаюсь, когда его губы прикасаются к моим, хватаюсь за его одежду пальцами и сжимаю с такой силой, что костяшки белеют. Его губы такие мягкие и тёплые, дыхание прерывистое с запахом сигарет и алкоголя. А потом парень немного отстраняется и неловко смотрит на меня, наверное, не зная, что сказать. Я сглатываю – сердце сжимается, и мне становится страшно, что брат начнёт извиняться и говорить, что это не правильно, что мы пьяные, что у него есть Тим, а у меня Джон, но Трюмпер этого не делает. Он просто молчит.



И я не выдерживаю. Я обнимаю его за шею и притягиваю к себе ближе, впиваясь в его губы поцелуем, - Том решительно обнимает меня за талию и прижимает к себе ближе. Я чувствую, как тепло разливается по моему телу, и понимаю, что не смогу остановиться. Слишком долго я этого ждал. Пусть, это просто влечение, пусть брат будет жалеть потом, но я больше не выдержу. Я не смогу больше терпеть это расстояние между нами.



Наши языки переплетаются, мой пирсинг стучит о его зубы, а его холодит мою кожу. Его руки такие сильные, что моё тело начинает трепетать. Я прижимаюсь к нему ещё сильнее, заставляя отступить в сторону двери. Капюшон слетает с моей головы – я откидываю волосы назад и позволяю парню целовать мою шею короткими влажными поцелуями.



- У тебя точно всё хорошо с Джоном? – зачем-то спрашивает Том, целуя меня в скулу, потом в губы.



Джон? Причём тут Джон? Сейчас в этом мире есть только я и ты…



- Да, - хрипло говорю я, потом поспешно поправляю себя. – Нет…



Моё дыхание прерывистое и хриплое – Том отстраняется и смотрит на меня, наверное, удивляясь, почему я раньше не говорил, что у меня с моим парнем не всё гладко.



- Но ведь у тебя с Тимом тоже не всё хорошо, - выдыхаю я, толкая его в сторону комнаты.



Том не отвечает и снова целует меня – я прижимаю его к двери и нащупываю ручку, чтобы открыть её. Мы вваливаемся в спальню – Трюмпер обнимает меня со спины и целует в шею, затем кусает мочку уха. Я откидываюсь на его грудь и прикрываю глаза, не в силах поверить, что это происходит со мной на самом деле. Хоть бы это не был просто сон. Не хочу просыпаться и разочаровываться.



Я поворачиваю голову и встречаюсь губами со ртом брата – он зарывается пальцами в мои волосы и кладёт ладонь на шею, поднимая мой подбородок. На мгновение мы замираем и смотрим друг на друга.



- Мы ведь братья, - шепчу я, надеясь, что Том переубедит меня в этом. Скажет, что это не так, и все мне врали. Что мы не родственники, а просто очень похожие люди.



Трюмпер скользит взглядом по моим глазам, щекам, носу и замирает на губах. Он сглатывает – я вижу, как шевелится его кадык.



- Только формально, - выдыхает Том и снова целует меня.



Мне кажется, что невероятная тяжесть, которая тянула меня на дно всё это время, наконец, покинула мою душу после его слов. Да, мы лишь формально близнецы, потому что я никогда не считал его своим братом. Я любил его, как обычного парня. Мы друзья, любовники, единомышленники, но никак не братья.



Я разворачиваюсь в его объятиях – Том сбрасывает с моих плеч толстовку, которая падает на пол, и толкает меня в сторону кровати. Я обнимаю его за шею – парень сжимает мою талию и поднимает меня немного вверх, отчего его руки заползают под мою футболку и касаются кожи. Они тёплые и мягкие, не такие, как у Джона.



Я подпрыгиваю и обнимаю его ногами за талию, позволяя Тому целовать мою шею столько, сколько он захочет. Я тихо стону, когда его язык скользит от моего подбородка до ключицы. Мы падаем на кровать, но когда парень отстраняется и садится, чтобы снять с себя одежду, я не отпускаю его и забираюсь к нему на колени, снова впиваясь в губы. Господи, и как Веллер может жаловаться на него? Он же идеален!



Перейти на страницу:

Похожие книги

Руны
Руны

Руны, таинственные символы и загадочные обряды — их изучение входило в задачи окутанной тайнами организации «Наследие предков» (Аненербе). Новая книга историка Андрея Васильченко построена на документах и источниках, недоступных большинству из отечественных читателей. Автор приподнимает завесу тайны над проектами, которые велись в недрах «Наследия предков». В книге приведены уникальные документы, доклады и работы, подготовленные ведущими сотрудниками «Аненербе». Впервые читатели могут познакомиться с разработками в области ритуальной семиотики, которые были сделаны специалистами одной из самых загадочных организаций в истории человечества.

Андрей Вячеславович Васильченко , Бьянка Луна , Дон Нигро , Эдна Уолтерс , Эльза Вернер

Драматургия / История / Эзотерика / Зарубежная драматургия / Образование и наука
Божий мир
Божий мир

В книгу «Божий мир» сибирского писателя Александра Донских вошли повести и рассказы, отражающие перепутья XX века – века сумбурного, яростного, порой страшного, о котором вроде бы так много и нередко красочно, высокохудожественно уже произнесено, но, оказывается, ещё и ещё хочется и нужно говорить. Потому что век тот прошёлся железом войн, ненависти, всевозможных реформ и перестроек по судьбам миллионов людей, и судьба каждого из них – отдельная и уникальная история, схожая и не схожая с миллионами других. В сложнейшие коллизии советской и российской действительности автор не только заглядывает, как в глубокий колодец или пропасть, но пытается понять, куда движется Россия и что ждёт её впереди.В повести «Божий мир» – судьба в полвека простой русской женщины, её родителей, детей и мужа. Пожилая героиня-рассказчица говорит своей молодой слушательнице о вынесенном уроке жизни: «Как бы нас ни мучили и ни казнили, а людей хороших всё одно не убывает на русской земле. Верь, Катенька, в людей, как бы тяжко тебе ни было…»Повесть «Солнце всегда взойдёт» – о детстве, о взрослении, о семье. Повесть «Над вечным покоем» – о становлении личности. Многокрасочная череда событий, происшествий, в которые вольно или невольно втянут герой. Он, отрок, юноша, хочет быть взрослым, самостоятельным, хочет жить по своим правилам. Но жизнь зачастую коварна и немилосердна.

Александр Сергеевич Донских , Гасан Санчинский

Драматургия / Современная русская и зарубежная проза