Между Москвой и Тверью. Становление Великорусского государства

Хан Узбек примирился с русскими князьями, повелев им «князя Александра искати». В. к. Иван Данилович прибыл в Новгород с Александром Суздальским и с братьями Александра Михайловича и многими князьями русскими, и отсюда его послы и послы новгородские убеждали беглеца идти в Орду, «а не погубить христиан от поганых». Митр. Феогност, прибывший в Новгород, наложил отлучение на Псков и на кн. Александра Михайловича и тем вынудил его уехать в Литву342. Вынужденный отъезд этот был только способом отвести нависшую беду. Княгиню и двор свой кн. Александр оставил в Пскове и вернулся к ним через полтора года. «И прияша его псковичи с честью и посадиша его во Пскове на княжении». Около десяти лет, по счету псковской летописи, княжил Александр в Пскове вне связи с владимирским великим княжением, но в тесном отношении к Великому княжеству Литовскому343. С его времени возникло свое псковское законодательство, старейший памятник которого, легший в основу «Псковской судной грамоты», – «великого князя Александрова грамота»344. Тогда же была сделана попытка вывести Псков из церковной зависимости от Великого Новгорода учреждением особой псковской епископии: к митр. Феогносту на Волынь явилось посольство из Пскова от князя Александра Михайловича и от великого князя литовского Гедимина и всех литовских князей с требованием поставить на владычество во Псков их кандидата – Арсения, но митрополит ответил решительным отказом345.

Образование Великого княжества Литовского, завершенное в. к. Гедимином, оказывает значительное давление на Псков, Новгород и Тверское княжество, не говоря уже о Смоленске и чернигово-северских княжениях. Одновременно с делом о псковской епископии разбиралось другое, столь же характерное: в. к. Гедимин захватил «на миру» новгородских бояр и их нареченного владыку Василия по дороге к митрополиту Феогносту на Волынь, а отпустил их, вынудив договор об отдаче сыну его Наримонту «в вотчину и дедину и его детям» новгородских пригородов – Ладоги, Орехова городка, и городка Карельского со всей карельской землей, да половины Копорья. Запись об этом договоре, сохраненная в наших летописных сводах, подчеркивает, что это «слово право» новгородцы дали Наримонту, лишь будучи «в таковой тяготе»346. Однако дальнейшие сведения об отношении Великого Новгорода к Наримонту позволяют говорить о зарождении в Новгороде «литовской» партии, тянувшей к западнорусскому, литовскому политическому центру, который сулил освобождение от татарской власти и постылого «выхода»347.

Великокняжеское положение Ивана Даниловича сильно осложнялось этими литовскими отношениями: тяготение западных областей Великороссии к новой политической силе Великого княжества Литовского питалось в значительной степени ролью великого князя как представителя ордынской власти и ее требований.

А такая роль была для в. к. Ивана Даниловича неизбежной политической необходимостью. С трудом отвел он от Руси грозу золотоордынского гнева и на покорности власти хана построил свое значение главы великорусского политического мира. Нараставший напор литовской силы лишь укреплял связи Великороссии с ханской властью, заинтересованной в сохранении своего русского улуса.