Между нами девочками, говоря…

— Успокойся, Николо, — остановила его мать. — Всюду искали, — повернувшись к Дауманту продолжала она, — и в милиции, и в морге. Все больницы обегала.

— Не плачь, найдется, — успокаивал ее Найковский. — Думаешь, мне не жалко...

— Тебе служанку жалко, а мне — дочь. А если она и в самом деле руки на себя...

— Ерунда! — прервал Найковский жену. — Поищи у музыкантов. Давно надо было до синяков избить, чтобы сидеть не могла, а не пускать с этими жуликами! Не слушала меня, кусай теперь локти!

— Что вы в пятницу сделали Байбе? — впившись взглядом в глаза Найковского, спросил Даумант.

— Ничего.

— Лжете! Санита видела, как Байба, вся в слезах, бежала по улице.

— Ты что, опять ее бил? — дрожащим голосом спросила мать.

— Нет, — солгал Найковский.

— Бил Байбу, бил, — злорадно выкрикнул Роландик. — Такую Байбе влепил пощечину, что только держись!

— И мало! Чтоб ее ноги в моем доме не было!

— Не забывайся, это и мой дом, и Байбы тоже.

— Роланд, а что было после того, как папа ударил Байбу? — присев на корточки перед мальчиком, спросил Даумант.

— А что мне за это будет?

— Хочешь настоящий револьвер, который стреляет?

— Хочу-у. Байба стала плакать и кричать, что она больше не может, что ее держат, как в тюрьме.

— А потом?

— А потом она убежала. Когда ты принесешь револьвер?

— Когда придет Байба. Я ей отдам. А вас... — повернулся Даумант к Найковскому, — если, с Байбой что-нибудь случилось, вас... — он уже не владел собой.

— Это мне ты угрожаешь? Может быть, сам девчонку испортил. А ну-ка, позвони, жена, в милицию, скажи — ворвался убийца, телефон — ноль два.

Даумант, громко хлопнув дверью, выбежал из квартиры Найковского.

* * *

— Хоть бы у Рейниса Карловича не было ничего серьезного, — переживала Анна, сидя в кафе «Вецрига» и ковыряя пирожное. — Не надо было тебе так кричать про Байбу.

— Думаешь, он из-за этого? — засомневалась Санита. — Чепуха! Полежит в больнице, полечится и выздоровеет. Даже хорошо, может быть, пришлют к нам молоденькую практикантку, не придется так зубрить. Ну вот, а теперь слушай... Только не падай в обморок! В субботу я была у Тагила на даче. И осталась ночевать. Маме сказала, что переночевала у тебя. Только не проболтайся.

Чашка с кофе, которую Анна только-только собралась поднести ко рту, застыла на полпути, глаза распахнулись от удивления.

— Честное-распречестное слово?

— Ы-гы, — подтвердила Санита с полным ртом.

— Байба тоже была?

— Эта Божья коровка? Были ребята из Тагилова ансамбля и... В общем так, слушай с самого начала. В пятницу, уже к вечеру, Байба промчалась по лестнице сама не своя: пальто нараспашку, глаза заплаканные, волосы растрепанные. А потом по улице понеслась, как ненормальная. Я, конечно, за ней. В вестибюле клуба налетаю на Тагила. Он про Байбу спрашивает. Ребята, мол, ждут, генеральная репетиция начинается, завтра выступать, а через полчаса освобождать зал. Ты бы слышала, как он отделал Байбу. Жуть прямо. Ну, а в самом конце — хоть всю жизнь гадай, не отгадаешь — пригласил меня в субботу на маленькую вечеринку. Не хватало одной дамы. Всю ночь я не спала, все обдумывала, что надеть. Кримпленовый брючный костюм уже не в моде, в нем, да еще с кружевами, я выгляжу желторотой первоклассницей. Надела голубое платье с серебристой нитью, которое мама купила на выпускной. Хорошо, что мои потащились в кино, оставила записку.

Машина, представляешь, несется под сто. Я рядом с Тагилом, ребята — позади, над чем-то смеются, а сердце у меня... так и прыгает от счастья. Я бы так хоть до Северного полюса мчалась. Потрясающе, грандиозно.

Ансамбль выступал в каком-то санатории. Программа всем понравилась, некоторые вещи даже играли на бис. А потом мы поехали к Тагилу на дачу. На самом берегу моря. Блеск, скажу я тебе. За соснами — было слышно — шумело море.

Тагил завел нас в большой холл. Горел камин, а на полу огромный пушистый ковер. Вокруг низенького столика удобные скамеечки на колесах. На стенах большие фотографии. На некоторых Тагил снят еще мальчишкой. Такое, честно, видела я только в иностранных журналах и кинофильмах. Наверх вела лестница, и там были комнаты.

Вдруг раздвинулись невидимые двери и появились три супердамы в джинсах и потрясных париках. Тагил нас познакомил — актриса, художница, пианистка, все, конечно, будущие. Художница пододвинула столик на колесах, а на нем что! Прямо глаза разбежались. Как в сказке, честно. В кофе они, конечно, добавили чего-то спиртного, так жгло в горле. От коньяка я сначала отказалась, боялась, что раскисну. Но актриса стала настаивать — надо, мол, со всеми наравне. Тагил включил магнитофон, потрясные вещи, честно. Танцевали до одури, а потом вповалку свалились на ковер перед камином. Смотрели на пылающие угли.

А потом — ну ничего не помню.