Эшли держалась правой рукой за мою шею и крепко переплела свои пальцы с моими. Мы двигались шаг в шаг. Расстояние, которое я преодолел накануне за двадцать минут, теперь мы осилили только лишь за час. Зато мы добрались до места без происшествий. Я усадил ее на обрыве, предложив обозревать окрестности площадью в 60–70 квадратных миль.
– При иных обстоятельствах я оценила бы эту красоту, – заявила она.
Я положил компас себе на колено, подождал, пока остановится стрелка, и указал поверх зеленого пространства на горную гряду вдали.
– Видите бурый штрих? Такой плоский, горизонтальный, выше кончиков елей? Вон там, слева от заснеженного хребта?
Наполеон запрыгнул мне на руки и тоже уставился на долину.
Эшли напрягла зрение.
– Тут все заснеженное…
Я подождал, пока она обведет взглядом весь горизонт. Мы оба пытались разглядеть какую-то соринку на расстоянии 8 – 10 миль – чем не иголка в стоге сена?
– Теперь видите?
– Да… – Она немного помолчала. – Как вы вообще умудрились это разглядеть?
– Сам не пойму.
– Настоящий подвиг!
– На этот подвиг у меня ушло десять минут. На солнце эта штука должна засиять. Если это сделано людьми, то оно отразит солнечный свет и тем самым докажет свое неестественное происхождение.
Мы стали ждать, стараясь не смотреть в ту сторону, чтобы наша затея не лишилась смысла. Если много раз повторить одно и то же слово, то останется только звук, утративший смысл. Вот и здесь было то же самое.
Солнечный свет скользнул по горному склону, гоня перед собой тень, и заглянул в долину. Наконец-то мы увидели, что она собой представляет: пространство, ограниченное с трех сторон крутыми зубчатыми горами, посередине которого разлилось хвойное море, исчерченное ручьями и усеянное замерзшими озерцами. Многие деревья высохли, тысячи, лишившись коры и выбеленные солнцем, высились как одинокие часовые. Упавшие великаны лежали под самыми разными углами, создавая первозданный хаос библейских пропорций.
– Как называется игра, в которой вы берете пучок соломинок, ставите их торчком, а потом позволяете упасть, как им вздумается?
– Бирюльки.
– Вот-вот! – Я обвел рукой зеленое море внизу. – Похоже, Создатель затеял здесь игру в гигантские бирюльки, но уже в самом начале отвлекся.
Она засмеялась.
Прежде чем солнце засияло вовсю и блеск снега лишил нас всякой возможности что-либо разглядеть, бурый предмет засверкал. Или замерцал. Одновременно замерцало нечто, расположенное ниже него.
– Видите? – спросил я, не поворачивая головы.
– Ну да… Только я не уверена, что это: бликующий лед или снег или что-то другое.
– А вы приглядитесь. Видите вон ту прогалину?
– Вижу.
– Вдруг это замерзшее озеро?
– Ну и что?
– А то, что я бы, например, решив построить домик в горах или еще что-то, чтобы забраться подальше от людей, выбрал бы местечко на берегу озера.
– Понимаю.
Солнце сияло все ярче, блеск снега слепил глаза и уже ничего не позволял разглядеть.
– Ну что скажете?
Я показал пальцем, каким путем мы пришли. Идя дальше по этому маршруту, мы бы спустились, промахнувшись мимо долины, которой сейчас любовались.
– Там нам было бы теплее, легче дышалось бы. Но я не знаю, куда это нас приведет и сколько времени нам туда идти. – Я описал рукой дугу, ткнув пальцем в отдаленный предмет, привлекший наше внимание. – Там, среди этих «бирюлек», снегу по уши, там густая чаща, замерзшие ручьи под снегом, куда я могу провалиться. Если эта штуковина не оправдает наших надежд, то мы потеряем лишнее время и силы, когда потащимся потом вон к тому перевалу, с которого, как кажется, можно будет спуститься ниже…
– Ничего себе дилемма… – пробормотала Эшли. Я кивнул. – Сколько у нас осталось еды?
– Если экономить?
– Да.
– Примерно на день. Или на полтора, если поголодать.
– Сколько времени вы сможете протянуть без еды?
– Дышать я смогу еще неделю, но полностью лишусь сил. А если при этом тянуть сани… – Я пожал плечами. – Даже не знаю.
– По-моему, если не пополнить запас еды, то мы еще сумеем пересечь долину и добраться до этой нашей неясной цели. Там нам придется свернуться калачиками и надолго уснуть.
– Вам нравится такой исход?
– А вы можете предложить что-то лучше?
– Не могу.
– Что, если вы оставите меня здесь и отправитесь на разведку в одиночестве?
– Я уже думал об этом. Конечно, так я добрался бы туда гораздо быстрее, но нет гарантии, что это будет безопасно и что я смогу к вам вернуться. Если я упаду, поранюсь, пойду на корм пуме, то вы останетесь в неведении, и мы оба умрем поодиночке, не найдя ответ ни на один вопрос. Я не хочу так рисковать.
– А если я хочу?
– Не вам решать.
– Почему это?
– Потому что идти туда и обратно пришлось бы мне, а не вам.
– А если бы я вас попросила?
– Я бы отказался.
– Почему?
– Представим, что я прихожу туда и, стоя на той гряде, вижу дом, дорогу или еще что-то и решаю, идти ли мне дальше. Это значит принять решение оставить вас одну еще на несколько дней. К тому времени, когда я нашел бы помощь и вернулся, вы бы уже испустили дух.
– Зато вы спаслись бы.
Я покачал головой.
– На такой риск я пойти не могу.
– Я думала, мы с вами заодно.