Между нами лёд (СИ)

Таня и Илья взялись за руки, счастливо улыбаясь и набирая большую скорость. Это — круговорот событий, информационных поводов, фотосессий и всего, что окружало их первый месяц после Олимпиады. Илья крепко сжал ладони на талии Татьяны, борясь с диким волнением, клокотавшим внутри, а затем подкинул её вверх над собой. Это — тройная подкрутка. Это — головокружительное послевкусие, заставившее их парить где-то высоко над землей.

Я сама не без вины,

Но воспользуйся шансом — откройся мне,

И я покажу тебе то, о чём ты раньше не подозревал.

Илья и Таня начали параллельно скользить спиной вперед, набирая угловую скорость для прыжка. Арсений волнительно сжал кулаки, поймав на себе усмешливый, но всё же теплый взгляд Арины. Таня и Илья в одну секунду ударили по льду зубцами конька, группируясь и взмывая в воздух. Это — близость между новоиспеченными олимпийскими чемпионами. Сумасшедшая, адреналиновая, но невероятная по своему удовольствию. Такая желанная, такая выжигающая всё изнутри.

Евгений, Алиса, Арина и Мельников, несмотря на то, что находились по разные стороны бортов, выдохнули с облегчением в одну секунду. В ту, в которую Таня с Ильей идеально чисто приземлились из прыжка на одну ногу.

— Это — моя школа! — победно воскликнула Арина, когда трибуны взорвались аплодисментами после тройного тулупа в исполнении российской пары.

— Вне всяких сомнений, — подыграл ей Мельников, важно кивнув, но продолжая при этом не сводить глаз с учеников, чувствуя, как быстро бьется сердце в груди. Так, будто он катается сейчас сам.

Не усложняй ничего,

Не давай прошлому диктовать, что делать.

Маленькая передышка без сложных элементов, нужная, чтобы перевести дух хотя бы за эти несколько секунд. Илья вновь взял Таню за руку, но на этой раз другой ладонью, она закрыла глаза, будто не желала чего-то видеть. Не желала ехать туда, куда тянул за собой на большой скорости Илья. Они остановились в центре льда, и Таня буквально на мгновение спряталась за его спиной. Это — кладбище. Её первая встреча с мамой Жени, когда она просто испугалась и не знала, как реагировать. Она просто спряталась за ним. За его широкой спиной, за которой, казалось, можно укрыться от всего на свете.

Громов зажмурился. Таня резала без ножа. И казалось, что разрезала она лезвиями своих коньков не ледяную гладь, а горячую поверхность его сердца, оставляя глубокие раны, едва ли способные затянуться.

Я была терпеливой,

Но я начинаю терять веру.

Громов переживал за Таню каждый раз, когда она, такая хрупкая, выходила на лед. Даже имея статус олимпийской чемпионки, Евгению казалось, что это какая-то ошибка. Ну не может она так рисковать собой. Не может. Но отчаянно это делает. Не без его «помощи». Евгений видел, как она порхала по льду в этом безбожно коротком и просвечивающем белом платье. Он до дрожи в пальцах хотел коснуться её. Хотел перемахнуть через борт, забрать себе и больше никогда не выпускать из рук… Таня рассчитывала достучаться до него посредством фигурного катания? Ей это удалось.

Пожалуйста,

Я знаю тебя, малыш.

Я верю, что ты бы мог полюбить меня,

Но ты потерян в собственных страданиях.

Татьяна уверенно взлетела вверх, оказываясь в высокой поддержке. Тогда, после откровений на кладбище, ей казалось, что теперь у них с Женей всё будет хорошо. Тогда она впервые позволила себе поддаться сладким мечтам о том, как они будут «жить долго и счастливо». Тогда ей казалось, что она особенная, что вместе с ней Женя преодолеет своё непростое прошлое. Но Женя, подобно Илье сейчас, вернул её с небес на… лёд своим единолично принятым решением о снятии с чемпионата мира.

Я горю, как в воздухе пушечное ядро,

Врезаясь в того, к кому я принадлежу.

Волнительный заход на выброс. Таня уже почувствовала руки Ильи ниже своей талии. Сердце бешено застучало в груди, пульсацией отдавая в кончики пальцев и виски. Большая скорость. Большой адреналин. Большой риск. Самый сложный элемент в их программе, символизирующий самый переломный момент в её отношениях с Женей.

Илья сжал ладони, отрывая Таню ото льда, и кинул её максимально высоко и далеко, чтобы она успела выполнить четыре оборота. Громов не смог этого видеть. Он закрыл глаза. Так же, как закрыл их в переносном смысле на то, что назвал любимую женщину никем. И своими этими словами он откинул её от себя. Далеко. Высоко. Резко. Не думая о том, как больно ей будет падать. А вот Таня каждое своё падение на пути к четверному выбросу помнила. Помнила стоны, острую боль, дрожь в теле. Но больше Таня не упадет. Как бы далеко её снова и снова не откидывал Громов своими словами или действиями.