Между нами никаких секретов

— Какая ты шлюха, трахаешься на четвереньках, как животное... Вот что...

Он возобновил свирепо вколачиваться. Матиас оскорблял Оксану, обращался с ней плохо (как она просила), и делал это без каких-либо усилий, несмотря на то, что был измотан и все мышцы его тела болели. Ему хотелось бы увидеть, как она истекает кровью, и, если бы мог, он убил бы её голыми руками во время одной из их игр. Поэтому трахал её без всякого внимания, очень агрессивно, заставляя кончать снова и снова. Его галлюцинирующий разум предполагал, что, возможно, он убьет Оксану оргазмами.

Каким отчаянным неудачником он был! Что за мудак!

Каким чудовищем он себя ощущал, теперь, когда и его оргазм был на подходе, наполнял напряженные яички, заставляя получать то острое наслаждение, которое он презирал и которому всё равно отдастся. Не было никакого спасения, никогда не было: хотя он ненавидел испытывать от неё удовольствие, в конце концов, он снова изольётся в это демоническое тело.

Матиас закрыл глаза. Оксана лежала на животе, больше не в состоянии себя поддерживать, а он возвышался сзади с вытянутыми руками. Матиас взревел, как разъяренный лев, наполняя её своим оргазмом и ненавистью, за что Оксана любила его ещё больше. Они остались лежать на полу, — живот прижат к спине, рот к плечу. Грязные души смешивались с едким и отвратительным запахом секса, который заполнял комнату. Затем Матиас откатился в сторону, спиной на пол и устремил в потолок взгляд; его грудь лихорадочно вздымалась вверх и вниз, всё тело покрылось потом, а сердце обезумело. Неустойчиво и покачиваясь на очень высоких каблуках, Оксана встала на ноги. Она тоже была потная и удовлетворенная от тупой боли, которую чувствовала в каждой части тела. От жестокости, с которой Матиас держал за волосы, у неё горела на голове кожа.

Её отлично трахнули, как и приказала, чем Оксана осталась очень довольна.

Она подошла к сумочке, которую оставила на кресле рядом с нетронутой кроватью. Вытащила пластиковый пакет, в котором хранила несколько косяков марихуаны, достала один и закурила. На секунду лицо женщины осветилось от красного огонька, ожившего между её пальцами. Она на самом деле была красивой. Красивая и ужасная. Потом Оксана вернулась к Матиасу.

— Садись, — приказала тем холодным тоном, который использовала, когда речь шла о чём-то важном, — мы должны поговорить.

Матиас подтянулся и прислонился спиной к стене. Оксана села напротив на край кровати, раскинув ноги в вульгарной и агрессивной позе. Она сделала длинную затяжку и закрыла глаза, наслаждаясь пряным ароматом косяка и подаренным им ощущением головокружения, потом протянула сигарету к губам Матиаса. Он взял без лишних вопросов.

— Браво, Мати. Затянись сильнее, мне нужно, чтобы ты был спокойный и расслабленный. — Оксана уставилась на него своими прозрачными и злыми глазами. — Я решила изменить наше соглашение, чтобы сделать его... скажем, более законченным.

Матиас молчал, стараясь не дать ей почувствовать испытываемый страх. Он сильно затягивался наркотиком, чувствуя, как горят рот и легкие, а глаза наполняются слезами. Он был в ужасе, его руки дрожали, и появилось неконтролируемое желание опустошить желудок.

Оксана потянулась за косяком, поднялась на ноги, и начала медленно ходить по комнате.

— Ты знал, что меня удочерили?

Мотнув головой, он ответил «нет». На лице Матиаса появилось выражение беспокойства и неуверенности, потому что он не понимал, к чему сейчас эта личная и частная речь.

— Знаешь ли ты, что до удочерения я провела годы в учреждении для брошенных несовершеннолетних?

Он не следил за монологом, не понимая, куда Оксана собирается прийти с этой тревожной и грустной преамбулой. Или, возможно, Матиас не хотел понимать.

— Мне жаль, — только и сказал он.

Оксана стояла к нему спиной, голая, возвышаясь на этих невозможных каблуках, и смотрела в окно на зарождающийся рассвет.

— Но у меня была мать… — она сделала паузу, а он молчал. — Меня забрали у неё, и знаешь, почему?

Оксана медленно повернулась, и Матиас удивился, увидев на губах злобную улыбку, так сильно контрастирующую с суровыми и неподвижными глазами, какими они были у неё в тот момент:

— Она была шлюхой, Матиас...

Кровь замерзла в его венах, пока Оксана продолжила ледяным тоном:

— Она была проституткой, как ты. Потому что это твоё ремесло, да? Шлюха. И папа. — Оксана приблизилась к нему. — Если власти узнают чем ты занимаешься, знаешь, что произойдет? Ты окажешься в тюрьме, а твоя дочь в руках социальных служб, как это случилось со мной. Такого не пожелаю даже своему злейшему врагу. Ты не представляешь, что делают в этих местах с мальчиками и девочками, особенно такими прекрасными, как твоя... — её голос окрасился театральным драматизмом. — Мир полон больных людей, любимый. Но я могу вас защитить.