«Дура! Дура! Дура!» — в сотый раз выругала себя, пока вставала, в плену у тошноты и разочарования. Она была в курсе своего состояния всего две недели, хотя беременность приближалась к концу второго месяца. С тех пор, как Скарлетт вышла из кабинета врача, она только и думала о том, как справиться с ситуацией и сомневалась, как поступить. Сохранить ли ребёнка от мужчины, который собирался жениться на другой? Отказаться от всех своих планов? Какая жизнь её ждёт? Работа в гостинице, наблюдая за чужими жизнями, в попытке удержаться на плаву? Сказать ли Матиасу? А он поверит ей теперь, когда собирается жениться и стать миллионером? Или подумает о ней, как об очередной женщине, которая хочет им воспользоваться? Мог ли он полюбить их ребенка так же, как любит Элизабет? А Скарлетт сама, на самом деле хочет этого ребёнка?
Скарлетт не могла найти ответа ни на один из задаваемых себе вопросов, и потому продолжала откладывать решения.
Наступил декабрь. Скарлетт была уже на третьем месяце беременности. Никто не подозревал о её положении, так как она не поправились ни на грамм. Наоборот, из-за постоянной тошноты девушка похудела.
Она продолжала издалека следить за жизнью Матиаса. Читала объявляющие о великолепной помолвке статьи, просматривала каждую фотографию, пытаясь найти знак, хоть что-нибудь указывающее ей, как поступить. Но каждый раз Скарлетт приходила к выводу, что нет, она совсем не знала этого мужчину и не хотела иметь с ним ничего общего.
За несколько дней до Рождества она бесцельно бродила по улицам Чайнатауна, в поисках немногих подарков, которые собиралась сделать в этом году. Один для Аманды, один для Джордана и один для Кевина (шанс, который она упустила и выбросила за несколько мгновений неконтролируемой страсти с мужчиной, который её не хотел).
Несколько минут назад Скарлетт прошла через Ворота Дракона, и теперь шла вдоль узкой и крутой улицы, стены домов которой были выкрашены в оттенки античной розы и украшены обветшалыми оконными рамами зелёного цвета, красными фонарями, позолоченной лепниной и крышами-пагодами.
Вечерний туман смешивался с испарениями и пряными запахами, доносившимися из кухонь местных ресторанов. Пейзаж выглядел нереальным. Улица была пустынной, что показалось Скарлетт странным, учитывая живость жителей в китайском квартале и прибывших со всех уголков туристов, которых она повстречала, направляясь сюда. Продолжая идти всё медленнее и медленнее, она поняла, что заблудилась. Из-за этого Скарлетт должна бы почувствовать себя встревоженной или взволнованной — в дополнение стало быстро темнеть, а она забрела в одиночестве в район, который знала плохо. Вместо этого её охватило давно не испытываемое спокойствие.
Скарлетт уже почти собралась развернуться и повернуть назад, надеясь по пути вспомнить проделанные ранее шаги и вновь оказаться на Грант-авеню, когда её внимание привлекла освещённая витрина, притягивая странным очарованием. Не осознавая, она встала перед ней, как загипнотизированная, упершись руками в холодное стекло, и приклеившись глазами к единственному выставленному маленькому предмету. Это была цепочка с кулоном из нефрита.
С нежным звоном колокольчика открылась дверь, и пожилой мужчина пригласил Скарлетт войти. Он предложил ей устроиться в кресле рядом с журнальным столиком и попросил подождать (в задней части комнаты свистел чайник). Словно в трансе Скарлетт повиновалась — села и стала ждать. Через пару минут она увидела, как незнакомец вернулся с подносом в руках. Мужчина был невысокий и седой, с мудрыми голубыми как ночь глазами. Он поставил поднос на журнальный столик и разлил чай в две чашки. Затем подошёл к витрине и достал кулон, который так долго рассматривала Скарлетт; потом сел перед ней и улыбнулся.
— Наконец-то ты пришла. Долго я тебя ждал... — начал он, шокируя Скарлетт и вызывая подозрение, что у него не все винтики на месте.
Мужчина зажал ладонями обжигающую кружку, и закрыл глаза, словно собирая в сознании медленно протекающие мысли.
— Я хочу рассказать тебе историю — начал он спокойным, тёплым голосом, — историю об этой вещице, которой ты восхищалась через стекло. История, повествует о храброй любви, — он снова открыл глаза, и Скарлетт показалось, она видит, как те сияют новым, таинственным светом.