Между нами секрет

Хочу закатить глаза, но сдерживаюсь. Тихо смеюсь, пока его пальцы пробираются все дальше под майку, наглаживают мои обнаженные бедра. Да, под ту самую майку с нарисованной несколькими штрихами грудью. По неведомой причине Ярик положил на нее глаз – на майку, а не грудь, хотя…

– Ты такой пошляк. – Бью по рукам, что не знают приличий, но про потопы не отрицаю.

А как иначе реагировать на его идеальное тело, которому позавидовал бы и оборотень Джейкоб? Яр в одном полотенце, и под ним явно ничего нет. На улице стемнело, поэтому его взгляд кажется еще более обжигающим и сексуальным.

– Рита-а, – тянет он с хрипотцой, – пахнешь… так и сожрал бы целиком.

В доказательство кусает меня за плечо, а я смеюсь и уже жалею, что постеснялась идти с ним в душ. Стараюсь игнорировать то, как выделяются рельефы на теле, когда Жаров ложится на подушку и закидывает одну руку за голову. Показушник.

Очень красивый показушник, – вопит либидо, а я не пытаюсь спорить. Включаю фильм про джентльменов на телевизоре. Ярик настоял, когда узнал, что не смотрела его, правда, согласилась я из-за Колина Фаррелла.

Фильм только начинается, а я уже не могу ни о чем думать, потому что Жаров уложил меня спиной к себе на грудь. Целует в висок, макушку и даже сейчас провоцирует дурацкими кубиками, которые хочется пощупать.

– Что, интереснее, чем на экране? Признавайся.

– Не-а.

Дам на отсечение руку, но ни за что не признаюсь.

И все же, несмотря на сосредоточение крутых актеров и замысловатый сюжет, через пятнадцать минут звук приглушается до минимума, потому что каким-то образом после пары неаккуратно брошенных фраз мы переходим на откровенные темы. Ярик гладит мой живот, а я – его пальцы в татуировках. На простой вопрос, откуда взялась эта черно-белая агрессивная змея с выпущенным языком-жалом, отвечает, что сделал ее перед отъездом в Америку. И я все понимаю без слов, даже пояснять не нужно.

– Тебе тоже было плохо?

– Очень, птичка. Как дурак себя повел. Бухал всю ночь, вместо того чтобы найти тебя, а потом…

Я пробую на ощупь другие картинки, сосредоточенно разглядываю их, только бы не поднимать голову и не выдать слезы, что просятся из глаз. Ведь на миг представила, как все могло сложиться иначе, если бы только…

– Это возможно, – читаю на английском фразу, написанную на мизинце идеальным курсивом.

– Мой девиз, когда особенно хреново.

– А роза? – оглядываю изящный цветок с длинным стеблем на безымянном пальце.

– Роза – это просто роза.

– Но цифры – это же не просто цифры?

Вдоль всей фаланги указательного пальца записан бинарный код – целый набор нулей и единиц, разбитых на две группы. Я изучала основы программирования в школе, помню теорию.

– Эй-Джи, – называет английские буквы, – инициалы моей мамы.

Ярик не хочет показывать, но все равно напрягается: дышит чуть громче, голос скрипит. Я переплетаю пальцы и прижимаюсь губами к тыльной стороне его ладони. Не думаю, просто порыв.

– Это из-за мамы? У вас с дядь Вовой так сложно все?

Слышу ухмылку в тишине, угадываю без подсказок.

– Не могу сказать, что до смерти мамы было как-то по-другому, что мы жили душа в душу. Нет.

Он обнимает крепко под грудью, подтягивает выше и ближе к себе, дышит в затылок. Кажется, его это успокаивает. Если да – ради бога.

– Владимиру Игоревичу, – произносит с явным сарказмом, – мало что бывает по душе. Всегда все было не так. Если я приходил с синяком, он ругал, что я плохо защищался. В следующий раз я дрался до победного без единой ссадины, кроме разбитых костяшек, и отправлял одноклассника в больницу – лишался денег и семейной поездки в Грецию в качестве наказания. Убегал и с гордостью рассказывал отцу, как обдурил троих, меня обзывали трусом. Я всегда все делал не так: не так плавал, не так чистил зубы, сидел, стоял. Мама была буфером. Она успокаивала его и подбадривала меня. С ней было… мягче, что ли.

Ярик замолкает, я даже поворачиваюсь к нему. Он, поглощенный воспоминаниями, смотрит перед собой в пустоту. Лишь спустя долгие десять секунд вздрагивает, фокусирует на мне взгляд и коротко целует в губы.

– Он очень любил ее, знаю, что страдал. Только он забыл, что я тоже потерял дорогого человека. Я потерял мать. Мы сильно отдалились с ним. Я думал, я виноват, пытался сделать так, чтобы он гордился мною, хватался за все подряд, а делал лишь хуже. Со временем получить его одобрение стало целью для меня. Но чего бы я ни добивался… Этого. Было. Недостаточно.

Ярик фыркает.

– Другие всегда были лучше во всем. Он любил сравнивать меня…

– И со мной тоже.

– И с тобой, птичка. Это дико бесило. Ты мне нравилась, а он вынуждал тебя ненавидеть. Знаю, звучит хреново для оправдания, но сделай скидку на возраст и глупость.

Я пропускаю мимо ушей душевные терзания Жарова, хочу на весь мир закричать, что он тоже нравился мне. И кусаю губы, чтобы сдержать улыбку, потому что он об этом и так знает.