Между небом и раем

Поверить не могу в то, что он ушел. Вот так просто. Будто от вещи какой-то, от меня избавился. Даже не обернувшись.

Беременность? Как?

Выходит, во мне растет маленький человечек?

Откидываю одеяло и прикладываю ладонь к животу. Еще ничего не видно, живот совсем плоский. Но от мысли о том, что скоро он станет больше, по лицу расплывается улыбка. Поглаживаю живот, закрыв глаза.

По щекам все еще текут слезы. Мысли скачут от беременности к мужчине, который так легко от меня избавился.

— Твой папка такой дурак, — говорю, озвучивая свои мысли, представляя, что беседую с малышом.

Я где-то слышала, что младенцы в утробе еще могут слышать и все понимать. Не знаю, как у других, а мой точно понимает. Это будет гениальный ребенок. У нас с Глебом просто не могло получиться по-другому.

Всеми силами я отгоняю от себя мысли о мужчине. Не хочу думать о нем. Он сказал, что я могу забрать свои вещи, когда захочу. Черт! Я просто не смогу теперь вернуться в ту квартиру. Не так.

Не буду думать об этом, надо думать о чем-то другом. А потом… Боже. Надеюсь, потом я смогу спокойно решить, что мне теперь делать дальше.

Двери в палату открываются. Ну, конечно, ей, должно быть, позвонили.

— Мама! — не удержавшись, всхлипываю. Так старалась не разреветься, и вот теперь все пошло не так, как планировала.

— Доченька, как ты? — она присаживается на край кровати, наклоняется, чтобы обнять и поцеловать меня.

— Мама, — по щекам текут реки из моих слез, но остановить их уже не получается.

Мне не верится в реальность происходящего, не верится, что он просто ушел, даже не дав мне возможности оправдаться. Хотя, в чем мне оправдываться? Я не виновата перед ним. Ни перед кем не виновата.

— Он ушел, — всхлипываю. — И больше никогда не вернется.

— Кто? — мама отодвигается от меня, заглядывает в глаза.

— Глеб, — всхлипываю.

Боже, неужели это, правда, происходит?

— Узнал о моей беременности и ушел, — последние слова произношу с трудом, громко всхлипывая.

Сквозь пелену слез я вижу, как вытягивается ее лицо, как в глазах появляется что-то такое, отчего хочется поежиться. Кажется, вот сейчас она нахмурит брови и скажет: «я же говорила!»

— Вот козлина! — выпаливает она гневно.

Слышать от мамы ругательство непривычно, она никогда при мне не выражалась. Даже, когда второй муж бросил ее ни с чем, она не ругалась. А теперь вот не сдержалась? Черт, от этого еще хуже.

— Мам! — вырывается у меня возмущенное.

— Нет, Маша, никаких «мам», — ее лицо сделалось каменным, а вокруг глаза пролегла сетка мелких морщинок. — Я говорила, что ему нельзя доверять. Вот чувствовало же материнское сердце!

Мне больно вдвойне. От того, что Глеб ушел. Но от того, что мама теперь имеет законное право поносить в любых выражениях моего мужчину, которого я, все еще, люблю, мне еще хуже. Это просто невыносимо.

— Он ошибается, не хочет верить, — снова всхлипываю. — Это так больно, мам.

Черты ее лица смягчаются, она ласково проводит рукой по моим волосам.

— Все наладится, вот увидишь, — говорит она.

А потом добавляет:

— А твоего Глеба я к тебе сама не подпущу! Если понадобится, буду везде ходить с тобой. Но этот засранец больше не получит от моей девочки ничего!

— Мама, не надо о нем так, — защищаю Глеба, не задумываясь о последствиях. Он давно стал частью меня, и даже теперь мне невыносимо слушать обидные слова в его адрес. — Он вернется, я уверена.

— Маша! Какая же ты наивная! — восклицает мама на эмоциях.

Наивная? Может быть. А может, я просто хочу верить в чудо? Ведь смогла же я как-то забеременеть. Хоть и не должна была. Глеб не стал бы лгать. Для чего? Чтобы впечатлить молоденькую девчонку? Не похож он на человека, которому нужно пользоваться столь низкими приемами. Да и реакция мужчины на новость о беременности говорит громче любых слов. Он не ждал, потому, что все еще считает это невозможным.

— Мама, просто…, — говорю тихо, потому что от слез уже нет сил на громкость, — Глеб не такой.

Мама устало выдыхает, вовремя вспомнив, что мне нельзя нервничать.

— Ладно, доченька, — соглашается она, — тебе нужен отдых. А потом мы поедем домой.

Домой? Еще несколько часов назад я была уверена, что мой дом — рядом с Глебом. А теперь мне придется вернуться к маме. Там тоже хорошо и приятно пахнет. Но там нет Глеба. Нет его глаз и крепких рук. Нет той особой магии, которую мы создали с ним вместе.

Мама выходит из палаты, ей нужно уладить кое-какие формальные вопросы, прежде, чем забрать меня. А я утыкаюсь носом в подушку и даю волю слезам. Боль потери стала невыносимой, с ней соперничает только досада и обида на мужчину. Который повел себя, как настоящий мудак. Так, как я и предположить не могла.

Хочется закричать, разорвать пространство на части.

Будто от этого мне станет легче.

Слезы льются из глаз, но легче не становится. Только еще хуже. Теперь у меня болят глаза и дыхание сбилось. Сильные всхлипы заставляют вздрагивать. А ведь, сейчас мама вернется. Не хочу, чтобы она видела меня в таком состоянии. Нужно взять себя в руки, успокоиться. Хоть немного.

* * *