Между небом и раем

Я мог бы сто раз переехать из этой квартиры, в которой все напоминало о нас. Куда не посмотри — всюду воспоминания, одно другого ярче. И они давили на меня, придавливая к полу, не давая расправить плечи.

Несколько раз порывался переехать отсюда. Но потом вспоминал, что тут ее вещи, и она однажды может вернуться за ними. Тихо, в бессилии, сжимая руки в кулаки, сползал по стене на пол. И ждал.

Ждал невыносимо долго.

Иногда мне казалось, что я слышу звук открывающейся двери, ее шаги. А потом просыпался и ненавидел это гребаное ожидание. И свою жизнь заодно.

Я отправлял ей цветы, каждый день по букету. Всегда разные. Потому, что, как идиот, так и не узнал, какие ее любимые. Ждал хотя бы сообщения, звонка. Но в ответ — только тишина этих комнат, где когда-то было так беспечно и хорошо.

Сам не понимал, насколько же тогда было хорошо.

Пока не потерял все, не понимал.

Я простил ей аборт. Себе только не мог простить.

Просто ждал, уже не надеясь. Потому, что время шло, а она все не приходила.

Когда увидел ее сегодня, сразу не поверил. Думал, опять мне мерещится. Или это сон, и мне снится.

Но видение не исчезало. Наоборот, заговорило. Тем самым голосом, который я так хорошо помню. Привычным жестом закрывая двери, отрезая нас от всего остального мира.

Маша. Моя. Любимая.

Глазам своим боялся поверить. Даже ощущениям не доверял. Казалось, что еще секунда, и растает это видение. Вдыхал ее запах, который теперь дурманил еще сильнее, чем раньше. Так правильно, когда она рядом, когда стонет так сладко, прижимаясь ко мне.

Я так много хотел ей сказать, так много не успел. А сейчас, когда сорвал с нее толстовку, и вовсе, дара речи лишился. Теперь мне стало казаться, что девушка настоящая, но живот точно мерещится. Не может она быть беременной, не может.

Или может?

Сам себе не верю, так не бывает. Но Маша всегда верила в чудеса, в отличии от меня. Наверное, поэтому не сделала аборт, несмотря на слова ее матери.

Зачем она так сказала? Какая теперь разница?! Маша здесь, со мной, все остальное не имеет значения.

Зарываюсь носом в ее волосы, дышать боюсь, чтобы счастье не спугнуть.

Моя нежная девочка.

Маша поерзала, повернулась ко мне. Глаза открывает, улыбается. Сонная, теплая, родная.

— Который час? — спрашивает, нахмурив лоб.

Поворачивает голову, туда, где часы на стене висят.

— Так поздно?! — вздрагивает, поднимается. — Почему ты не разбудил?

Поднимаюсь, следую за ней, пока она свои вещи по квартире собирает и на себя натягивает.

— Ты спешишь куда-то? — спрашиваю.

— Меня мама дома ждет, — говорит она.

Ага, мама, рука тяжелая, помню.

— Вот черт! — восклицает, доставая телефон из сумки. — Десять пропущенных!

Тут же номер ее набирает.

— Мама, все нормально, — объясняется, пока я штаны натягиваю и футболку. — Мы тут с ребятами засиделись. Телефон был в сумке, не слышала, — врет она, и мне это неприятно.

— Нет, не волнуйся, — вещает моя сладкая, — я такси вызову. Все будет хорошо.

Она сбрасывает вызов, телефон в сумочку закидывает. Наклоняется, запихивая ноги в кроссовки.

Присаживаюсь рядом на корточки, помогаю обуться и шнурки завязываю. Мне не хочется, чтобы уходила, а сейчас она просто сбегает. Но давить на нее боюсь. Все и так, слишком хрупко у нас.

— Может, останешься? — спрашиваю. Уже знаю, что она откажет. Но говорят же, что надежда умирает последней.

— Зачем? — спрашивает.

Так искренне удивляется моему вопросу, точно в цель бьет, прямо по лбу своей прямотой. Не знаю, что ответить. Впервые в жизни. Кажется, что ни скажи сейчас, все прозвучит глупо. Сам бросил ее, сам все испортил. А теперь? Как просить, чтобы вернулась?

Только хмурюсь, когда она из квартиры выходит. Такси вызывает. А я за ней иду, потому, что не могу отпустить. Как привязанный, совсем ручным стал.

— Ты ничего не подумай, — говорит, выглядывая такси, — это ничего не значит. Просто гормоны.

Наотмашь бьет. Больнее, чем, когда ее мамаша букетом по роже.

Плечи снова ссутулились. Сам виноват.

— Маш, — начинаю и тут же замолкаю.

Не идут слова, все они кажутся слишком банальными, не выразить ими все, что чувствую сейчас.

— Не надо, Воронин, я все понимаю, — говорит быстро, не давая мне слова вставить. — Я помню, что не нужна тебе. Рыдать не стану, так что, не парься.

Не парься?

По спине прокатился холодный пот. Я смотрю на девушку, глаз оторвать не могу. Будто все еще не верю, что она здесь, со мной. Такая маленькая и такая сильная одновременно. Гораздо сильнее меня, как выяснилось.

Краем глаза замечаю подъехавшую машину. Это такси. И, как назло, именно сегодня точно вовремя.

Маша заднюю дверь открывает, а хватаю ее за локоть, к себе прижимаю. Глаза огромные, голубые, немного перепуганные. В губы впиваюсь, как ошалевший подросток, будто вечность ее не целовал. Так и есть, точно вечность. Мне всегда ее мало.

Каким же кретином я был раньше! Все пыжился чего-то, воспитывал. Вот дурааак!

— Вы едете? — нервно спрашивает водитель такси, выглядывая в открытое окно и возвращая нас в реальность.

Маша смотрит на меня пьяными глазами. Я и сам такой же, пьяный от губ ее и запаха.