Между прочим…

Мы закончили сценарий по рассказу «День без вранья» и повезли его на «Мосфильм». Март. Солнце. Я не иду, а парю над землей. Я отталкиваюсь не от земли, а от воздуха. Как во сне. Если немного напрячься и оттолкнуться посильнее – полетишь. Такое вот состояние души. А он – рядом, в светлом плаще, с прямой спиной, как белогвардейский офицер.

Я влюбилась и смотрела на него блестящими глазами. Данелия был суров и неприступен. Он тоже влюбился, но тормозил всеми четырьмя лапами, как собака, которую тащат на живодерню.

После первого сценария мы написали «Джентльмены удачи». Этот сценарий предназначался для Александра Серого, Гииного друга.

Мы писали его легко и весело, спустя рукава. Однако фильм получился очень смешной, он смотрится и сегодня. В нем запрятана какая-то магия, а именно: наша молодость и предчувствие любви. Любовь зрела в наших душах, не вырываясь наружу. Мы оба были несвободны, у каждого по ребенку. Но есть силы, которым невозможно противостоять. Землетрясение, например, или цунами.

Я ничего не могла с собой поделать, но и Данелия виноват. Нечего быть таким талантливым и таким невероятным.

Однажды молодой шофер такси рассказал мне, что его отец в деревне умер из-за коровы.

– Подняла на рога? – спросила я.

– Не.

– Наступила копытом?

– Не. Мы ее продали и купили ящик водки. Отец выпил весь ящик и помер.

– А корова при чем?

– Как? – поразился шофер. – Если б не корова, не было бы денег. А без денег не было бы водки. Конечно, корова виновата.

Так и я. В моем чувстве я обвиняла Данелию. Нечего быть таким, лучше всех. И смотреть такими глазами, прекраснее которых нет ничего на земле. И еще петь под гитару таким красивым, немножко треснутым голосом и брать такие точные аккорды, которые падают в самое сердце.

Наши отношения стали опасными для наших семей. Мери меня возненавидела, она хотела, чтобы ее любимый внук рос в полной семье, имел возле себя обоих родителей: папу и маму. Мери стояла крепко, как утес, и была вечна, как мироздание.

Сейчас я ее понимаю. Что такое любовь? Химический процесс в мозгу. А ребенок – живой и теплый, с руками и ногами, с ангельской мордочкой. Ребенок – твое бессмертие. Неужели можно поменять одно на другое? И не только. Любящим сердцем Мери понимала, что ее больному сыну нужна не возлюбленная, а запасная мать, коей являлась Люба. Кстати, Люба не боялась запоев. Наоборот. Запои были ее союзники. Пьяный Гия терял маневренность и крепко стоял при доме, как корабль на якоре. А это главное.

Мой муж молчал, как будто не замечал. Обсуждать эту тему – все равно что выдернуть кольцо из гранаты. Она бы взорвалась в руках. Наш брак разлетелся бы на куски. А так, в молчании, можно было существовать и дальше, и даже находить прелесть от покоя и стабильности и от нашей счастливой дочки. Ей ведь тоже нужны были папа и мама, и не приходящие, а стационарные.

Любовь не стоит на месте. Она развивается, как плод во чреве. И наступает момент, когда ребенок должен родиться. В противном случае он умирает.

То же самое произошло и с нашей любовью.

Мы написали еще несколько сценариев: «Мимино», «Совсем пропащий», «Шляпа»…

Как сценарист я переживала расцвет, а как женщина – сидела как собака на заборе. Наша любовь начала болеть. Мы стали ссориться.

Я жалею, что не записала наши ссоры. Это были очень яркие и страстные диалоги. Надо сказать, я люблю записывать свои состояния. Однажды я написала ему любовное послание, это был выплеск души. Я напечатала в двух экземплярах. Один – ему. Другой – себе. Пусть останется как память. Вряд ли я еще когда-нибудь буду чувствовать подобное.

И еще я знала интуитивно, что мы не удержимся друг возле друга. Просто чувствовала, и все. Без объяснения причин.

Думаю, дело в том, что у меня был сильный ангел-хранитель. Мой ангел знал, где мне лучше.

Бедный ангел, представляю, как он потел и задыхался, оттаскивая меня от Данелии.

И в один прекрасный день все лопнуло, как струна у гитары, с пронзительным и тоскливым звуком.

Ушла эпоха, которая называлась Данелия.

Я хотела покончить с собой, но не получилось. Дочка вошла в мою комнату и спросила:

– Ты умеешь танцевать веревочкой?

– Умею, – сказала я.

– Покажи.

Пришлось встать и показать. Я заскакала назад, ставя ноги поочередно, сначала правую, потом левую.

Пока я скакала, желание умереть рассосалось. Время было упущено. Да и потом: какой ужас я внесу в жизнь моих близких, не говоря о себе.

А Меричка скажет: «Так она сумасшедшая. Я всегда это знала». И все подумают: точно, сумасшедшая, только больные на голову могут добровольно уходить из жизни.

«Бывает так: любишь, любишь человека, а потом – раз! И не любишь. И только жаль своих чувств, которые ты пустила погулять, а они вернулись к тебе с выбитыми зубами и кровоподтеками на лице».

Это цитата из Татьяны Толстой. Лучше не скажешь.

Моя любовь вылезла из-под обломков с выбитыми зубами и кровоподтеками на лице. И это после всего, что было между нами.