Дела и в стране, вокруг нас, шли не лучшим образом. Обещанного антисоветчиками резкого сдвига в хозяйстве никак не наступало, происходило мелкое шевеление на фоне рассыпающегося советского производства. На Машиностроительном заводе, от посещения к посещению, в цехах становилось всё тише и малолюдней. Наши мелкие частные заказы пресс-форм, оправок, втулок, валов там хватали с радостью и делали в кратчайшие сроки без всякой очереди.
Московский абразивный завод, куда мы ездили за сырьём, еле теплился, даже воздух над ним стоял прозрачный и чистый. А судя по толстенному слою тяжелой пыли, лежавшей там буквально на всём, когда-то эти цеха целые дни накрывало едва проницаемое облако. Завод, как и другие - издыхал. Как-то я попросил там разрешения позвонить к себе на фирму в Электросталь, и мне ответили, что теперь это делается только за деньги с разрешения дирекции. Ногинский завод РТИ дышал с перебоями, а когда я на всякий случай спросил, не возьмут ли они меня, в случае чего, на работу, ответили: "Приходи, если хочешь сидеть без зарплаты".
Да, тут не стоит кривить душой, обещанную мне тысячу в месяц, Куркин выплачивал без обмана. Правда, постепенно эта сумма значила всё меньше и меньше. В магазинах появился некоторый минимум продуктов, ведь они еще в массе оставались государственными. Но цены в них всё-таки понемногу и заметно росли. Разумеется рынки торговали вовсю, но с моей зарплатой я туда и не заглядывал. В институте продолжала работать столовая, хоть наесться тамошним обедом было уже нельзя. Одно утешение, что он недорого стоил. С этим утешением я и проходил целый год, постоянно испытывая желание поесть чего-нибудь еще.
Время от времени нам подкидывались крошечные разовые добавки, как выражался Куркин, "для поддержки штанов". Но чаще эта поддержка штанов принимала формы вечернего коллективного минибанкета. Благо, что уж чего-чего, а вина и водки в магазинах стало навалом. Плюс - постоянно стояло и пиво, один из дефицитов советского времени. Плюс, для особо экономных, появился уже и спирт Ройяль. Были бы деньги.
А вот где взять деньги, становилось всё более серьёзным и ключевым вопросом. Жизнь дорожала не советскими темпами. В постоянном поиске оных особенно отличался Николай Горшков. Я уже говорил про его попытки подпольного изготовления собственных шлифовальных кругов, но ими этот беспокойно-активный молодой человек не ограничивался. Время от времени он отыскивал разные халтурки, за которые мы чаще брались вдвоем. Однажды выкопали даже пару могил на кладбище. Копал в основном я, зато Коля сумел выторговать за них хороший куш. Я в таком умении многократно ему уступал.
В разгар осени начались разговоры о ваучерах. Куда и как их девать, мало кто себе представлял, но Эмир Исхакович, например, не скрывал от нас, что он их понемногу прикупает, и даже показывал, как они выглядят. Он намекнул, что эти бумажки могут пригодиться для общего дела, и нам всем ни в коем случае не стоит их разбазаривать. А если кому невмоготу, он может взять их до кучи на сохранение, либо - при желании владельца - даже отдать за них некоторую сумму.
Затем, уже впятером, без Эмира, разговор о ваучерах был продолжен. Мол, Игорь Александрович всё-таки не наш человек, но насчёт ваучеров он прав. Они ещё пригодяться всем нам. А посему - торжественная пауза, взгляд в мою сторону - скоро проведём расширенное собрание акционеров УНИП КАРМА! Стало ясно, что мне предлагается войти в долю. Что ж. на фоне наступающего упадка нашей деловой активности это показалось последним многообещающим известием.
Я уже знал от Кольки, что он и Лёшка Цапаликов имели по пятнадцать процентов от капиталов КАРМы. По тридцать пять оставляли за собой Горшков и Куркин. Теперь какой-то частью от своих долей они согласны были поделиться со мной, сделав пятым акционером. Понятно, что дадут мне немного, и всё-таки стоит попробовать. Может быть, тогда мы сумеем договориться, что делать дальше. Фигура из пяти углов вместо четырёх будет менее склонна к симметричной неподвижности.
Но прошедшее вскоре собрание меня просто доконало. Я надеялся, что два начальника скинут с себя по пятачку, подарив мне десять. Ведь по сути, мы тогда делили шкуру медведя, которого еще предстояло долго и трудно убивать. И кто насколько активно будет в будущем бить этого "медведя", мы сейчас как раз и решали. Моя доля значила бы только, насколько ценным участником команды меня рассматривают.
На крайний случай я допускал, что мне кинут по проценту от каждого, то есть предложат не десятку, а четвёрку. Держи карман шире! Мне предложили полтора процента. Эту нелепость озвучил Куркин, а остальные закивали с серьёзным видом. Можно было засмеяться в ответ, или пошутить, но я побоялся, что не совладаю с голосом.