Впрочем, это был уже край. Начиналось, как правило, с того, чтобы заиграть ненароком упаковочку-другую у зазевавшегося поставщика, не нарушая негласный, но очевидный уговор с хозяином - у своего не брать. Но лёгкая пожива расслабляла, жадность росла и гасила доводы разума и осторожности. И вот уже очередной приговор: такой-то такой-то попался на воровстве и в ту же минуту выставлен за ворота. Хорошо, если попался трезвый. Иначе мог в довесок огрести и увесистую оплеуху лично от своего бывшего хозяина. Это был тот случай, когда целесообразность меры соединялась с искренним негодованием Бориса Ивановича по поводу человеческой низости.
Если уж я затронул тему пьянства. Пьянства Сидоров, как впрочем и любой из хозяев-частников, которых мне пришлось повидать, категорически не любил, равно как и его компаньоны. Но роль жёсткого моралиста он на себя никогда не брал и держался в этом вопросе прагматической середины. Он мог закрыть глаза на глубокое похмелье или малозаметный свежий опрокидонт своего работника, если это не сказывалось на общей работе. Впрочем, на продавцов и служащих, а тем более на шоферов, такая "мягкость" не распространялась.
Ко мне в этом плане судьба оказалась благосклонна. На посудном складе реально и всерьёз украсть было нечего. И насчёт пьянства сильно беспокоиться не приходилось. Лёшка и Серёга были малолетки, ещё не пристрастившиеся к зелью, и главное тут было, не выступить самому в роли наставника. С Эдиком получилось ещё проще. В прошлом он оказался спортсмен-велогонщик, выпавший из спортивной карьеры после серьёзной травмы. Затем прошёл все тяжелые круги самодеятельной адаптации, включая и бутылку, но сумел полностью и безоговорочно "завязать". Таким образом мне в руки попала работящая и трезвая команда, которую нужно было просто сохранить. В принципе это удалось. За три года к нам попадали разные люди, но всем приходилось соблюдать уже установившиеся "чистые" правила.
Помогло и то, что первые месяцы, люди у меня не сидели без работы. Разношёрстные кучи посуды, приходящие каждый день, мы теперь без переборки и сортировки просто не пропускали дальше эстакады или разгрузочной площадки. А там дошло дело и до старых завалов. Даже отсортированные по видам бутылки, но привезённые или стоящие не в своих ящиках подлежали обязательной перетарке. И скоро по всему складу стояли только ровные однотипные штабеля - "чебурашка", "винтовуха", "обкатка". То есть бутылка пивная и два вида водочной. Так мы их называли между собой, так, впрочем указывали и в сводках для бухгалтерии.
Шла через нас, конечно, и прочая бутылочная братия, а одно время даже и майонезные банки, но всё это было мелочью. Три главных "кита" подавляли всех остальных своей несравнимой численностью и непрерывными отгрузками. И диких авралов больше не было. Посуда стояла наготове, даже винтовая водочная была полностью заранее очищена от ее главного бича - алюминиевых колечек на горлышках.
Но если тема потребления алкоголя обходила "хрустальную" бригаду стороной, то модные страдания о деньгах и богатстве не давали покоя и нам. Тем более, что жили мы, не тужили - зарплата шагала бок обок с бешеной инфляцией, резко возрастая в каждый очередной месяц. Не проходили мимо нас и подработки, когда появлялся на большом складе очередной богатый дядя со срочной работой. В таком случае частенько звали на подмогу и нас. А когда в руках появляются неожиданные деньги, почему-то хочется еще.
Какое-то время преследовала моих ребят шальная мысль - пустить часть лишних денег на лотерею. Тем более, что по Ногинску пооткрывались везде игровые ларьки, да и рекламщики по телевизору вовсю дразнили людей, демонстрируя пачки денег целыми коробками. Хотелось-то хотелось, да в одиночку почему-то было страшно. Тут подумалось даже и мне - а вдруг? Деньги-то есть! Взял на себя инициативу, съездил на всех за билетами. Но после двух попыток стало ясно - вдруг не бывает. Народ у меня пока призадумался, нет ли иных возможностей, но я решил, что с "лишними" деньгами баловаться больше не стоит. Пора освоить совсем другую меру - переводить рубли в доллары.
За первыми долларами в Москву я ехал с невольной дрожью, сказывалась советская строгая закваска. Хотя сами доллары мне однажды уже приходилось держать в руках, с подачи Димки Молчанова. Но тогда это была просто странная бумажка, уже не опасная, но непонятно для чего существующая. А тут я за похожую бумажку собирался отдавать заработанные деньги. Было от чего ёжиться и чесаться.
Кто-то из геркулесовских посоветовал мне обменный пункт в банке на "Лермонтовской", дескать там честно и не опасно. Но первое, что бросилось мне в глаза при выходе со станции метро - какая-то непрерывная цепочка из стоящих людей - у входа, по тротуару, вдоль бортиков ограждения и куда-то вдаль. Нет, люди стояли не вдоль дороги в банк. В эту сторону указывала другая стрелка, с надписью "Гермес-Союз". Знакомое название по рекламам в газете. Это не Лёня Голубков, над которым у нас уже смеялись даже грузчики. Тихая фирмочка, претендующая на основательность.