Между раем и раем (СИ)

Как и от кого просочилась информация, сказать не берусь, но с наборщицами вышел целый парад. Их объявилось сразу трое. Уже месяц у нас работала уборщица Наталья, очень старательная, явно желающая войти в коллектив. И когда зашёл разговор о приёме на склад, она появилась в сопровождении подруги, которую звали Ольга. Они вдвоём готовы были взять на себя и уборку, и набор. Женщины эти, кстати, были знакомыми старика Октяма, работали прежде все трое на одном предприятии. То есть - люди проверенные, поэтому отказываться от них было неразумно.

Пришла и третья претендентка - от Макареевой - Татьяна Фёдорова, с ней мне пришлось проводить ознакомительную беседу, и отказать сразу - разумного повода не нашлось. Тоже вполне подходящая кандидатура. В общем, сложилась нелепая ситуация. За одними стоял Октям, то есть - Сорокин, за другой - в неявной форме - сам Сергей Макареев. Я был даже готов, чтобы не устраивать скандальных дележей, отказаться под горячую руку от всех трёх.

Однако горячиться мне не дали. Потолковали там на верхах, поспорили, и кажется с подачи Елены Родионовой, приняли на работу всех троих. На складе сразу стало людно и шумно, я впервые начал чувствовать себя начальником. При всём желании, я не мог уже уследить за каждым шагом каждого из работников. Приходилось смотреть за всеми делами в целом, и в общем, а кроме того - необорудованные еще комнаты я оставлял лично за собой, лишь частично привлёкая себе на помощь Андрюху Кондрашина. Заниматься железками нам приходилось по вечерам, после ухода остальных.

Кстати, с появлением чистых наборщиц я сразу сместил по часам рабочий день. С утра на складе достаточно было одного дежурного грузчика, который отправлял в развоз шоферов с уже собранными накануне заказами, и потом до обеда практически бил баклуши. Если не считать каких-то мелких поручений, в основном по перекидке медикаментов на стеллажах, дела у него было мало. Заказы от аптек реально шли с обеда, и принимали мы их до семи вечера. Все, более поздние, уходили уже на послезавтра. Разумно было выводить на работу всех людей с обеда, что я и сделал. И отпускал я их не по расписанию, а сразу, как только всё соберут и упакуют, то есть часто между семью и восьмью часами. Запирал замки и ставил всё на сигнализацию обычно я сам.

Мало кому в "Милосердии", если не считать работников склада, нравился такой порядок. Но мне пока позволяли своевольничать. Правда все, кому, казалось, не должно было быть до наших порядков никакого дела - Гуля, Людмила, Фёдор - пытались объяснить мне, что так делать не нужно. Почему? Да потому что так никто не работает, не положено. Я старался не обращать на эти разговоры никакого внимания, но зато они выводили из себя Юру Васильева и Андрея Кондрашина. Особенно сильно Андрей завёлся после покраски новых собранных стеллажей, и при первом же случае наговорил Гуле много неприятных слов.

Когда-то самые первые стеллажи мы красили все разом: участвовали и Фёдор, и Максим, и Людмила, и Елена, короче весь тогдашний состав, кроме Юрия Павловича и Бахытгуль Елемесовны. Андрюха даже привлёк свою подругу - художницу Женьку, как он говорил, ей красить только в кайф. Прошло всего четыре месяца. И вот теперь мы красим втроём: я, Андрей и Женька, но сколько же отвращения на их лицах. Управились мы, правда, всего за час, но всё равно дело к ночи, остались с ночёвкой. А тут и Юра заявился с большим пакетом к ужину, в своей обычной щедрой манере не жалеть на угощение денег. С ним за компанию его малолетний сын - Мишка. Так и ночевали на втором этаже, хоть по разным комнатам, но всё равно - целым табором.

В тот вечер я видел Женьку в последний раз. Не прошло и месяца, как Андрей уволился. В аптеку Татьяны Константиновны, своей матери, он не вернулся, устроился менеджером на фирму, продававшую импортные краски и эмали. А два года спустя, в таком же сентябре, съёмочную группу Бодрова, в которую Женьке с огромным трудом удалось попасть, накрыли лавины и оползни. Андрей потом ездил в Осетию, но вернулся конечно ни с чем...

Утром, ни свет, ни заря заявился Федя, застал разом всё, как он выразился, "лёжбище котиков", но спокойно ушёл за свой письменный стол. Он теперь тоже имел на втором этаже подобие рабочего кабинета, в котором по собственной инициативе вёл собственный параллельный учёт препаратов. Он и прежде не раз выступал передо мной, что размещение препаратов надо вести по ячейкам, а учёт не только по кодам, но и по сериям. Я, помня полугодичную неразбериху с "Протековским" переездом, был категорически против. На наш простой и достаточный учёт хватало получаса в день, и то попутно, а разводить Фёдорову канитель - только плодить лишних учётчиков.

Собственно, видно это было невооруженным взглядом. Всё Федькино время, которого у него, между составлением заявок на очередной привоз препаратов, было навалом, уходило на вычерчивание его километровых таблиц и обработку наших наборных и приёмных листов. Но он истово трудился в поте лица, надеясь, что придёт звёздный час, когда его труды оценят по достоинству.