Между синим и зеленым [сборник]

Он говорит мне это «ну» и «папа», и я понимаю, как же люблю Гришу. Господи, знал бы ты, как я люблю его. И нет предела этой любви, потому наматываю вдобавок шарф. Гриша недовольно жмет губы, но все равно невозможно не увидеть, как светится мой Гриша, как торопится он в ночь на встречу с кометой.

Неживая холодища бродит на балконе. Миндалем светит луна и, наливаясь голубым сиянием, дышит и растет на глазах.

– А почему ты без куртки?

И ответить нечего – накидываю капюшон толстовки, и Гриша замечает:

– Ну, ты хитрый, папа.

Он еще не знает про бинокль. Я протягиваю, на, смотри, но сын не знает, что делать. «Это зачем?» – хохочет. Но стоит объяснить и показать, в общем, сделать то, что должен нормальный родитель, как Гришу не оторвать уже от бинокля.

Весь мир перед ним, и, кажется, благодаря тебе. Словно ты и впрямь тот самый человек, кто способен сделать ребенка счастливым. Гриша ухает, вроде «охо-хо» и тут же издает протяжное «бли-и-и-ин», звонкое и настоящее.

– Папа-папа, смотри, – в изжит он, – папа, ты видишь?

– Вижу, – говорю, – конечно, вижу.

Что он там рассмотрел, понятия не имею.

– На луну посмотри обязательно.

– Ага… – тянет сын. – Папа, видишь, какая луна?

И туда посмотрит, и в сторону, и вот уже оставил небо и бросился выслеживать кого-то из людей, как настоящий шпион, не денешь никуда оперскую кровь, и снова затянулся вверх.

– Смотри-смотри.

Он вдруг убирает бинокль, чтобы посмотреть, вижу ли я. Но вместо того, чтобы разделять с Гришей радость свидания с ночной свободой, я залипаю в телефоне.

– Папа! Ты что, не смотришь?

– Смотрю-смотрю, сынок, отвлекся тут, – пряча телефон.

Гриша таращится, будто проверяет, правду ли я говорю. Он следит за каждым моим движением, вот я засунул руку в карман, потому что телефон опять прожужжал, вот почесал затылок – нервничаю, что ли. Увожу взгляд, но чувствую, что Гриша смотрит и смотрит. Представить могу, кто вырастет из него, не спрячешься, не проведешь. Убедившись, что готов к появлению кометы (стою себе, смотрю в небо), Гриша протянул бинокль и, как-то, извиняясь, пояснил:

– Ты бы сразу сказал, что не видно. Прости меня.

Говорю, что ты, Гриша, я все вижу, не думай даже. Прошу взять бинокль обратно, но Гриша упертый, ни в какую, нет, и все. Смотри, папа, расскажешь, какая там луна. А я проверю.

Изображаю, что рассматриваю небо, и тоже «ого-го-каю».

– Сынок, я увидел. Давай теперь ты.

– Точно?

– Сто процентов.

– Двести процентов?

– Триста! Честное слово.

Дальше трехсот мы считать не умеем.

Гриша принимает бинокль, но теперь то косится, проверяя, смотрю ли в небо, то без конца интересуется, не хочу ли взглянуть.

– Твоя очередь, папа.

– Да ничего, сынок, я потом посмотрю.

Мы ждем комету, и уже до того стемнело, что непривычная тишина глубже, чем сама ночь.

Уже поздно, и завтра мне заступать на дежурство. Утром придет мать и потащит Гришу в детский сад на собеседование. Какое такое собеседование, что они хотят проверить? Сомневаются, все ли в порядке с моим ребенком, так, что ли? Мать говорит, это нормальная процедура, что сейчас везде одни подготовительные беседы, якобы новая атмосфера, к ней нужно готовить. Я же думаю, что воспитатели, не видя еще Гришу ни разу, считают того неполноценным.

– Гриша, – говорю, – ты хочешь в детский садик?

– Наверное, – отвечает сын, – бабушка сказала, там интересно.

– Ты расскажи завтра в саду, как мы с тобой здесь… хорошо?

– Я расскажу, – обещает Гриша, а сам все ждет и ждет, когда обещанная мной комета изволит показать свой огненный хвост.

Мне начинает казаться, что комета не прилетит, что меня обманули (и вообще, где я прочитал эту новость), вслед обманул Гришу и теперь окончательно стану конченым болтуном. Что за отец, который не держит слов.

– А что мне рассказать?

– Ну, про комету расскажи, про бинокль.

– А про луну?

– И про луну расскажи.

– Вот они с ума сойдут.

Телефон никак не успокоится. Оксана зовет на ужин, ей хочется, чтобы сегодня все получилось. А мне хочется, чтобы наконец появилась, комета, потому что небо чистое и высокое и комету мы должны разглядеть. У меня в планах еще смотаться на любельку, расслабиться и улететь.

Да неужели…

– Смотри, – кричит Гриша, – папа, смотри.

Я рыскаю по всему полотнищу, от звезды к звезде и между, но ничего не вижу.

– Папа, – продолжает голосить Гриша, – ты видел, падала звезда? Ты видел? Папа, ты правда видел?

– Конечно, видел.

– Нет, ты не видел, бинокль же у меня.

– И что, – пытаюсь выкрутиться, как жулик на допросе, – я хорошо вижу. Когда ты подрастешь… – Но Гришу не проведешь.

– Папа, – смотрит на меня сын. – Не расстраивайся, я тебе расскажу.

И тут он говорит, что звезда долго-долго летела, а потом погасла.

– Она спряталась, папа. Давай найдем ее. Такая яркая звезда, давай найдем.

– Давай, – говорю.

Мы ищем ту самую звезду. Я предлагаю Грише, может, вон блестит или вон – тускнеет. Никак нет – звезда спряталась, и все. Гриша водит биноклем в разные стороны, и я зачем-то спрашиваю:

– Ты успел загадать желание?

Гриша убирает бинокль, глядит растерянно.

– Какое желание?