Есть что-то особенное, когда уличная шпана, которую стараешься не замечать, здоровается с тобой, заводит разговор. Встретишь у подъезда местного забулдыгу, стреляющего мелочь на опохмел, – засуетится, пригладит растрепанные пряди сальных волос, прокашляет зачем-то в руку и на выдохе, слегка растерянно, скажет:
– Все в порядке, начальник, не нарушаю.
Он попросит у меня сигарету, так, мол, и так, курить хочется, а нечего. Я угощу, конечно, и, махнув рукой, вроде – все нормально, оставлю несчастного корифея уголовного мира в покое.
Тот прокричит вдогонку сиплым своим, оставленным на попойках голосом: «Честное слово, не нарушаю», а я подумаю, дай бог, если так. Что с него взять, свое получил, может, и впрямь одумался.
– Товарищ начальник, – кричит, – товарищ начальник, – а зажигалочки не найдется, спички хоть?
Он догоняет меня, смотрит глубокими, почему-то добрыми глазами, вот-вот утонешь в этом его взгляде – так он умеет казаться порядочным, что, не зная жулика, все его ходки, решишь – бедный, бедный человек, спившийся, затравленный неудачник.
Я чиркаю зажигалкой, и, довольный, скоро он расправляется с моей сигаретой.
– Товарищ начальник, не нарушаю, – в который раз повторяет жулик.
– Молодец, – говорю, – чем живешь?
– Да чем… чем придется: тут подкручу, там подкрашу. Кран поставлю, замок поменяю.
– Да уж, по замкам ты мастер.
– Ну, – смущается жулик, – есть такое дело. Но я не нарушаю, век сидеть, не нарушаю.
Ухожу, нет желания говорить с ним, а жулик все гонит и гонит за мной.
– А у вас как дела, – спрашивает, – все работаете?
– Работаю.
– Вы, это, если что, ко мне обращайтесь, я ж тут всю шантрапу знаю, всех фраерков вижу.
– Дети у нас пропали. Семь фактов за две недели. Слышал что-нибудь?
– Не, это не моя тема.
Не будь он жульбаном, Васей Мирным с пятью судимостями, я бы забухал с ним, честное слово. Не будь я ментом, Вася тоже предложил бы выпить. Он протянул костлявую руку с россыпью колотых перстней на пальцах и сказал: «Бывайте».
Ну, бывай, Вася.
– А это ваш, да? – спрашивает, показывая на Гришу.
– Наш, – соглашаюсь и кричу: – Гриша, давай быстрее.
Сын издали бросает пакет в мусорный контейнер, и часть отходов валится наземь. Бежит ко мне изо всех сил. Того гляди, развяжется шнурок, споткнется – упадет. Надо бы сказать: убери ошметки, но мы опаздываем в садик, и Грише еще предстоит понять, что такое труд и порядок.
– Похож, – заключает Вася. – Будущий опер.
– Кто это, папа? – спрашивает Гриша, оборачиваясь.
– Старый знакомый, не бойся.
– А я не боюсь.
– Ну ты же молодец. Мужик, – говорю, – и Гриша идет, задрав голову. Накидываю капюшон, застегиваю верхнюю пуговицу.
– Папа, – хмурится Гриша.
Завтрак мы уже пропустили. Вчера я не мог уснуть и потому проспал сегодня, после Гриша ворочался и просил остаться дома. Туда-сюда, вот теперь бежим.
– Папа, а тетя Оксана придет к нам?
– Какая тетя?
– Ну, тетя Оксана!
– А, – доходит наконец, – а что, ты хочешь, чтоб пришла?
– Не знаю, – отвечает. – О на сказала, что научит завязывать шнурки.
– А ты?
– Я и так умею, посмотри.
Гриша останавливается и хочет, чтобы я оценил узловатый бант с торчащими петлями.
– Ты умница, – говорю, и мы бежим дальше. – Гриша, я скоро уеду ненадолго.
Он смотрит и боится спросить: куда?
– Всего на пару дней. Скоро вернется бабушка, побудешь с ней, хорошо?
– Хорошо, – кивает. – А ты приедешь обратно?
– Быстрее, чем ты думаешь.
– Мама тоже так говорила, – чуть слышно отвечает Гриша и бежит без спроса вперед.
– Гриша! – кричу. – Гриша, стой!
Он бежит не останавливаясь. Слез капюшон, шапка сползла, развязался по ходу шнурок, и Гриша рухнул на асфальт, растянувшись.
Лишь бы не заплакал.
– Ты как?
– Папа, не сердись, – просит Гриша.
– Я не сержусь.
Поднимается, цепляется в мою ладонь. Крепко сжимает руку, еще сильнее.
– Ты не ушибся?
– Нет.
Детсад за перекрестком. Старая панельная двухэтажка с детской площадкой во дворе. Выпуклая паутинка – заберись наверх первым, иначе станешь отбросом. Лесенка с турником, барабан с покосившимися креплениями. Обшарпанная рамка футбольных ворот и высокий забор, выкрашенный в свежий зеленый цвет. Сейчас эти ворота сожрут моего Гришу, как городская толпа. Он выживет и выйдет другим человеком.
– Ты придешь за мной?
Я не успеваю сказать: «Да, Гриша, ну, конечно, приду. Ну что ты говоришь такое. Как я могу не прийти…»
Плотная дамочка в кардигане отвечает за меня:
– Обязательно придет. Гриша, да, правильно? Гриша? Твой папа обязательно придет. Беги скорее в группу.
Он машет рукой, я в ответ. Как ему объяснить, что люблю и никогда не брошу. Никакого космоса нет, Гриша. Я никуда не улечу.
Думаю, разглядывая кардиган. Крупная вязка запутанных кос плетется до самого низа и снова тянется вверх к массивной шее, переплетаясь с фактурным цветочным орнаментом.
– Вы же папа, я правильно поняла? – спрашивает дамочка.
– А вы же воспитательница? – улыбаюсь.
– Да, воспитатель, вы правильно поняли, – отвечает как можно строже.