Между СМЕРШем и абвером. Россия юбер аллес!

Он взял мой рюкзак, поправил на груди ППШ [1] и первым шагнул в воду. Теперь и я догадался: берег совсем близко – резко усилился шум прибоя, а волны стали пениться, разбиваясь на прибрежном мелководье. Когда я вслед за старпомом сошел с лодки, ледяная морская вода попала мне в сапоги – глубина здесь оказалась выше колен. «Не размокну. Главное, чтобы на берегу были свои, – подумал я, держась одной рукой за борт лодки, а в другой сжимая снятый с предохранителя «штейр». Три с лишним года на войне научили быть готовым ко всему. Вот и сейчас: совсем не факт, что на берегу меня ждет Имант – резидент разведуправления Красной Армии…

– Вентспилс! – крикнули с берега.

Теперь я отчетливо различал темную фигуру человека у самой кромки берега, метрах в двадцати.

– Юрмала! – ответил я обусловленной фразой, стараясь перекричать шум прибоя.

От сердца немного отлегло: пока что там, на берегу, ошибок не делали – световой сигнал и звуковой пароль передали верно. Старпом протянул мне рюкзак и дружески похлопал по плечу:

– Удачи! Как говорят во флоте: «Попутного ветра и семь футов под килем!»

Я отдал ему корабельный плащ; наклонившись, подводник стал толкать надувную лодку обратно в море. Я же медленно, опустив руку с пистолетом в карман пальто, направился к ожидающему меня человеку. Нервы были натянуты до предела: пароль паролем, но и «подставу» исключать нельзя – немцы противник достойный.

– Здравствуйте, не знаю, как вас величать! – с небольшим прибалтийским акцентом первым поздоровался встречающий и протянул мне руку.

– При мне документы на Федько Федора Устиновича.

– В таком случае – здравствуйте, господин Федько! Про «товарищей», сами понимаете, пока придется забыть.

– Понимаю, господин Имант! – пожал я руку резидента. – Я не ошибся?

– Все правильно. Но по документам мое имя Гунар. Гунар Красовский – так ко мне и обращайтесь…

Теперь я окончательно убедился: передо мной именно тот, кто мне нужен, – в Центре мне сообщили только что названную фамилию. В разрыв облаков выглянула луна, и мне удалось получше разглядеть встречающего: на вид я бы дал ему лет пятьдесят или около того; ростом чуть выше среднего, худощавый, с крупными чертами лица и аккуратно подстриженными небольшими усиками – он сразу произвел на меня благоприятное впечатление. Держался уверенно, без излишней суеты и нервозности, а в подобной обстановке это ох как непросто! На нем был длинный брезентовый плащ с наброшенным на голову капюшоном и высокие кирзовые сапоги.

– Вам помочь? – указал Красовский на мой громоздкий рюкзак.

– Не надо, справлюсь.

– Тогда в путь!

Я закинул рюкзак через плечо и пошел за ним следом. Ночи в этих широтах не такие темные, как у нас в Сибири, – я отчетливо различал узкую, местами заснеженную песчаную полосу вдоль моря, а за ней высокий отвесный обрыв. Мы шли вдоль него минут пять, потом Гунар остановился, посмотрел наверх и негромко свистнул. Оттуда раздался ответный свист, и к нашим ногам с вершины обрыва упал конец толстой веревки.

– Снимите рюкзак и поднимайтесь первым, – распорядился мой спутник. – Наверху вас встретят.

Я оставил свою нелегкую ношу, символически поплевал на ладони и взялся за пеньковый конец, который тянулся откуда-то сверху – там с трудом можно было различить темнеющий на фоне белого песка верхний край обрыва. С большим трудом я начал карабкаться по песчаному склону – в этом месте чуть более пологому, однако крутизной градусов под шестьдесят, не меньше. Ноги вязли в сыпучем песке, и я быстро устал, а в левой стороне груди, чуть выше сердца, снова заныло пулевое ранение двухмесячной давности. «Выдюжим… И не такое видали! – думал я со злостью, упорно двигаясь к цели. – Надо меньше о болячках думать. Не помру, к едрене-фене!..»

Сердце бешено колотилось, я весь взмок и, вконец обессилев, почти повалился на краю обрыва, высота которого достигала не менее тридцати метров. На самом верху мне подал руку второй встречающий – он-то и вытянул меня на ровную площадку, где я смог отдышаться, привалившись к стволу какого-то толстого дерева.

– Лабвакар! – негромко сказал незнакомец.

Поскольку я непонимающе промолчал, он повторил приветствие на ломаном русском:

– Добрий вам ветчер!

– Скорее доброй ночи… – ответил я, тяжело дыша и разглядывая напарника Гунара.

Как и Красовский, он был в брезентовом плаще, капюшон которого откинул, поэтому я хорошо разглядел его чисто выбритое лицо.

– Ви прав, это есть уже нотчь! – согласился мой собеседник – высокий и широкоплечий парень лет двадцати семи – двадцати восьми.

Пока он вытягивал мой рюкзак и помогал Красовскому, прошло минут пятнадцать, и я немного отдышался.

– Его зовут Янис, – представил парня Гунар, и тот молча кивнул. – Ваше имя ему знать необязательно – в контакте будете только со мной.