Между ветром и песком

– Тебе не плевать на мою жизнь? – Аори скрыла растерянность за показной злостью. – На свою оглянись. Самое время.

– Мне было пятнадцать, когда я упал в озеро, – голос пленника немного окреп. – Я, как дурак, прыгал по камням на берегу. Под ботинком камень, вросший в тину. Он вывернулся под моим весом и полетел следом. Все произошло слишком быстро, помню только шок, удар об воду, и еще один удар следом. В колено. Я лежал на дне, пытался освободиться, там же неглубоко, как же глупо… Я думал – неужели все, конец?

Аори молчала, не зная, что сказать.

– Я пришел в себя на берегу. Первое, что помню – ноги. Ноги, ноги, ноги частоколом вокруг. Второе и последнее – боль. Я держался, сколько мог, но помощь так и не пришла. У изменяющих нашлись дела поважнее умирающего мальчика. Неделя в коме. Без дыхания, почти без надежды. Они пришли, когда от моей ноги осталось полпальца. Смешно, да? Но я проснулся, зная, что моя жизнь для чего-то нужна. А кому нужна твоя, Аори?

Он закашлялся, едва ли не выворачиваясь наизнанку. Долгим, сухим кашлем старика.

– Воды, пожалуйста, – с трудом выдавил пленник, обессиленно сгорбившись. – Пожалуйста, дай мне воды…

Графин сверкал прозрачными гранями на столе у выхода, рядом стояла единственная неглубокая пиала. Аори попятилась, не выпуская пленника из поля зрения. Руки дрожали от волнения, она едва не опрокинула посудину, плеснув с размаху, и разлила половину.

– Развяжи хоть руку, – когда Аори вернулась, пленник поднял на нее отчаянный, полный мольбы взгляд. – Последний глоток воды… Хоть его я могу выпить, как человек? И ты посмотришь, как я буду умирать.

– Спасибо, нет, – буркнула изменяющая и осторожно переступила границу клетки.

Слизни неохотно отодвинулись, чувствуя одновременно и опасность, и свежую интересную добычу. Их маленьких умишек не хватало понять, что пришелица может уничтожить их всех, даже не задумываясь.

Когда Аори попробовала поднести пиалу к лицу пленника, тот отодвинулся и сжался, словно ждал, что изменяющая его ударит.

– Ты сам просил пить! – разозлившись, она едва ли не ткнула посудиной ему в лицо.

– Да, да… Прости.

Пленник поднял голову, ухватил губами край пиалы, сделал жадный глоток. Вблизи Аори поразилась, насколько у него длинные, густые ресницы. Тень от них легла на фиолетовые круги под глазами, когда пленник опустил веки.

Ноги коснулось что-то холодное, и Аори, вспомнив о хаути, рефлекторно перевела взгляд вниз.

Ее щиколотки касался носок ботинка, вывернутого под неестественным, невозможным для человеческой плоти углом.

Резким звериным движением пленник подался вперед и впился зубами в тонкое запястье.

Изменяющая не распылила его на месте лишь потому, что натурально остолбенела на несколько секунд. По локтю потекло горячее, внутренний голос взвыл что-то очевидное о том, что так и знал, и Аори, наконец, заорала ему в унисон.

Упав на пол, раскололась надвое пиала, забрызгав ноги водой.

– Гад! Пусти!

Пленник, не разжимая зубов, затрясся от безумного хохота. Он сжимал запястье воистину мертвой хваткой, и даже от слабой попытки освободиться боль вспыхнула и оглушила до темноты в глазах.

Почти ничего не соображая, Аори вскинула свободную руку. По пальцам пробежали огоньки, и шепоток хаути в сознании превратился в обреченный вой.

– Нет… нет!

Изменение угасло, и Аори ударила пленника открытой ладонью в лоб. Раз, другой… бесполезно. Он не обращал внимания на боль. Как просто было бы убить, выдавить глаза, свернуть нос, чтобы захлебнулся своей собственной кровью, а не ее, передавить бьющуюся на горле жилку.

Так вот чего ты хочешь на самом деле!

Пленник принялся грызть ее руку, перекатывая на зубах, будто собака – кость. Зарычал с бешеной злостью, горбясь под ударами, и не отпуская. Кровь падала на пол частой капелью, и хаути сползались на нежданное пиршество со всех сторон.

Хлесткий удар открытой ладонью пришелся по уху, вбивая воздух внутрь. Пленник заорал, выпучив глаза, а Аори рухнула на спину, чудом не сбив ни один из кристаллов. Со стоном она схватилась за искалеченное запястье – казалось, зубы остались внутри и продолжали свою работу.

Сиэ схватила подругу за плечо, помогая сесть, и осторожно разжала ее пальцы.

– О, боги! Потерпи, милая. Сейчас…

Пожирающий руку огонь то разгорался, вгрызаясь все глубже, то затихал, уступая исцелению. Аори отвернулась, не желая смотреть, как медленно и неохотно срастаются ошметки ее собственного тела.

– Ничего, ничего. Все будет хорошо, милая. Все будет хорошо, обещаю. Еще немного.

Аори подняла на подругу недоверчивый взгляд. С каких это пор измененным не все равно, что чувствует объект?

Рыжие глаза так близко, и они полны вины. Тонкие пальцы пляшут в воздухе, подхватывая и восстанавливая потоки, и боль отступает, оставляя после себя горькое сожаление. У тебя ведь тоже особые отношения с ней, Сиэ. Ты упиваешься искренностью боли, я же принимаю ее всей душой. Я невинна в эти моменты, мои ошибки пусть не исправлены, но уравновешены.