Между жизнью и честью. Книга I

— Потом я рассказал ему случай с дядей Герасимом. Он же у нас дошёл до Берлина. Этот случай он рассказывал отцу, когда приезжал в отпуск, нас ещё не было на свете. Дядя же у нас главным связистом был. Он тянул линию через развалины некогда огромного дома. Уже собирался переходить в соседний, как услышал стон. Огляделся и в углу увидел окровавленного немца. Подошёл ближе — совсем мальчишка. Он лежал и плакал, конечно, от боли, возможно, от страха. Дядя в тот момент ругал Гитлера за то, что он вот таких мальчишек посылал на убой для защиты своей власти. Дядя наш прожил короткую жизнь, но достойную. Он достал индивидуальный пакет, перевязал мальчишку и говорит вслух: «Куда тебя? К моим — так тебя и меня в расход пустят, к твоим — меня пристрелят». А раненый давай объяснять дяде Герасиму, что его дом совсем недалеко, через пару кварталов. Дядя взвалил на себя парнишку и доставил домой. Слёз было пролито немеряно. Дядя был уже взрослый, повидавший ГУЛАГ и многое другое, в этот миг вспомнил слёзы своей матери… Дядю угощали, как самого дорогого гостя. Оставляли ночевать, но он не согласился. Тогда они достали чемодан и стали его нагружать подарками. Даже кольца с себя сняли обручальные. Чемодан вручили дяде. Ещё и продуктов наложили.

Примечание.Такого случая я не знала до рассказа Валеры. Но мама рассказывала, что получили от брата Герасима пару посылок из Германии. Возможно, там и были подарки за спасённого немецкого мальчишку.

— Немец повеселел после моего рассказа о дяде Герасиме, — продолжил Валера, — а я никак не мог забыть тех новорождённых, которыми забрасывали наши солдаты противотанковые рвы…

С Эльзой я не стал больше встречаться, хоть она и приходила на вечера, искала встречи со мной. Я всё чаще стал задумываться над вопросом: для чего мы, советские солдаты, здесь?

P. S. Много позже, не единожды побывав в Германии, пообщавшись с участниками войны на самом высоком уровне, брат с горечью как-то сказал: «Тогда дед Эльзы был прав. Самое страшное с немецкими женщинами было именно в Восточной Пруссии. И делалось это всё с подачи нашего правительства и высшего командования. Пруссия отходила к нам, поэтому её надо было освободить от немцев, не перевозить же их к нам. Свой народ кормить нечем было после войны».

7. Слово нашим союзникам

Уинстон Черчилль, премьер министр Великобритании: «Человек, который остался в живых после встречи с русским солдатом и русским климатом, знает, что такое война. После этого ему незачем учиться воевать».

* * *

Генерал Д. Эйзенхауэр, американский главнокомандующий: «Умение и агрессивный боевой дух русских солдат вызывают восхищение американской армии…»

* * *

Во время нескольких часов проведённых в самолёте, маршал Жуков и я часто обсуждали военные операции. Большим откровением оказалось для меня его описание русского метода наступления через минные поля… Пробиваться сквозь них было всегда трудным… Маршал Жуков буднично заметил мне: «Когда мы упираемся в минное поле, наша пехота продолжает наступление так, словно бы его там не было…»

Мне представилась отчётливая картина того, что произошло бы с любым американским или британским командующим, который попытался бы прибегнуть к подобной тактике, и еще более яркая картина того, что заявили бы люди в любой из наших дивизий, если б мы попытались сделать подобную практику частью нашей тактической доктрины.

Американцы измеряют цену войны человеческими жизнями, а русские — общими затратами нации.

* * *

Насколько я мог видеть, Жукова мало заботили методы, которые мы считали жизненно важными для поддержания духа американских войск: систематическая ротация подразделений, условия для отдыха и развлечения, краткосрочные отпуска, но прежде всего — выработка методов позволявших избегать подвергания людей боевым рискам, не являющимся необходимыми. Всё это, бывшее обычной практикой в нашей армии, было преимущественно неизвестно в его армии.

Фундаментальное различие американских и русских взглядов на обращение с людьми проиллюстрировалось также и в другом случае. В беседе с русским генералом я упомянул о трудной проблеме необходимости заботиться о большом количестве немецких военнопленных — проблеме, с которой нам приходилось сталкиваться в различные периоды войны. Я упомянул, что мы выдавали немецким пленным тот же самый рацион питания, что и нашим собственным солдатам.

«Зачем Вы это делали?» — с изумлением воскликнул генерал.