Между жизнью и честью. Книга I

У Михаила Илларионовича своя история. Его рассказ (в сокращении) я решила разместить ниже. Я хорошо знала его семью и родню. С младшей дочерью Любой мы дружили в детстве, она часто приходила к своей родной тёте Насте, о ней тоже будет отдельный рассказ. Хочу сказать, что Михаил Илларионович до конца своих дней был неразговорчив. Всегда ходил с опущенной головой, словно чего-то боялся. У него было большое хозяйство, в том числе огромное количество овец. В селе его называли валенщиком, потому что он валял валенки. Я сама видела его за работой. Вообще, для меня он также хороший человек. Он никому не сделал зла. Имел большую семью, которую надо было одеть и накормить.

Остальных служителей у немцев я знала, но общения почти не имела с ними.

Хочу сказать, что слово «полицай», в моём детском понимании, выражало неприязнь к человеку. Чаще это случалось во время ссоры между взрослыми. Детвора могла повторять это бранное слово, не вдаваясь в подробности.

Сейчас, ознакомившись с документами, узнав многое о войне, я иначе воспринимаю некоторых, ранее называемых, прислужниками немцев.

Итак, мой рассказ о старосте Михаиле Илларионовиче Лубском. Почему о нём? Потому что с детства насмотрелась фильмов, где старосты изображены злостными ненавистниками советской власти, ярыми противниками Красной армии, беспощадными убийцами мирного населения. И главное — потому что хорошо знаю его семью, его самого в послевоенное мирное время.

Изучив документы, пришла к выводу: хорошо, что старостой был выбран Михаил Илларионович, а не тот же «Славка Третьяков», который был расстрелян КА за злодеяния во время немецкой оккупации села.

Как Михаил Илларионович оказался на службе у врага осенью 1941 года? Вот что он рассказал:

— В начале мая 1941 года меня призвали в Красную Армию на 45 дней.

Примечание.Это говорит о том, что руководство нашей страны вело подготовку к войне.

Примечание.Мой двоюродный дядя Михаил Андреевич Пы-сенок также был призван на переподготовку в эту часть. Подробности в книге 2 «Между жизнью и честью».

Война захватила меня недалеко от города Унеча, где проходила переподготовка. В июне — начале июля нас всех быстрым маршем перебросили к городу Брянск. В лесу за рекой Десна, готовясь к обороне, копали окопы.

Недели через две нас опять быстрым маршем перебросили за город Рославль Смоленской области.

Примечание.Заметьте, везде «быстрым маршем» — и никакого подвоза. Сколько километров приходилось измерить нашему солдату, неся на плечах вооружение?

На окраине Рославля, в совхозе, находился штаб дивизии. Наша телефонная связь из Рославля проходила через деревню Полшино, через речку, через смоленскую асфальтовую дорогу. В лесу за дорогой наша воинская часть занимала оборону.

В начале августа нам сообщили по телефону, что по смоленской дороге на Рославль будут гнать колонну пленных немцев.

Чтобы быстрее исправить порыв линии, у нас был установлен промежуточный телефон в клубе деревни Полшино. Товарищ Мотора остался дежурить возле телефона, а мы с бойцом Самусенко пошли посмотреть на немцев…

Через несколько дней нам сообщили по телефону, что недалеко от нашей части высадился немецкий десант. Мы тоже приготовились к обороне: окопались возле клуба, подтянули связь в окоп. Стали наблюдать за обстановкой. Однажды в сторону Рославля проехал немецкий мотоцикл с двумя немцами. Это была разведка вражеская. Мы одного убили, второго взяли в плен, о чём сообщили в штаб. Вскоре приехала грузовая машина «Полуторка», погрузили на неё мотоцикл, потому что, как оказалось, никто не мог управлять мотоциклом, забрали пленного и уехали, оставив нас на прежнем месте. Правда, офицер дал нам гранат, патронов в винтовку не дал, у нас было на троих 45 патронов — по три обоймы.

Когда уехала машина, мы послали трёх мальчишек в ту сторону, откуда появились немцы. Вскоре ребята сообщили о наступлении немцев на посёлок. Об этом мы сразу сообщили в штаб. Прибыло подкрепление на трёх машинах. Мы перешли в окоп и перенесли туда телефон.