Между жизнью и честью. Книга II и III

Примечание.Такую смелость мог проявить только тот, кто берёг солдатские жизни. Нередко приказы командующих фронтами издавались, не зная истинного положения в районе боевых действий. Требовалось неукоснительное их выполнение, пусть и несли они только напрасные жертвы. Об этом упоминает в своей книге «Солдатский долг» К. Рокоссовский, рассказывая о командующем Западного фронта К. Жукове во время обороны Москвы.

Как мы знаем из истории, 33 армия была окружена, до апреля 1942 года она дралась в окружении. Командующий Западным фронтом Жуков не смог обеспечить армию воздушным снабжением. По утверждению некоторых историков — так разделался с неугодным командующим армией, человеком, имеющим за плечами две военные академии, талантливым полководцем, ЧЕЛОВЕКОМ.

Для сравнения приведу пример: под Демянском в 1941 г. наши войска окружили немецкую армию 90 000, и немцы смогли наладить снабжение авиацией, и год они продержались, прорвали кольцо окружения советских войск и не отдали ту территорию. Повторюсь: Жуков не смог.

Я училась в педучилище, когда встретилась в последний раз со своим дядей Пысенок Михаилом Андреевичем. Это было на майских праздниках. Как сейчас, вижу сидящих за столом дядю и моего крёстного Сычёва Александра Степановича, боевого друга отца. Ворошу в памяти услышанное, и горькое сожаление бередит мою душу: если бы я знала, что встану на литературную тропу, я каждый день бы просила героев войны рассказывать о военном пути. Какое гордое и горестное богатство передала бы потомкам!

Вот что я вспоминаю из услышанного в тот майский день.

Оба печальных гостя горевали о том, что не сидят за столом втроём. Дядя Миша объяснял причину столь раннего ухода отца. Вспоминал, как в сентябре 1942 года вытащил его из горящего танка. Танк мчал вперёд, круша всё на своём пути.

Помню, здесь его перебил крёстный.

«Ну да, недаром же его звали безбашенным», — с горькой усмешкой произнёс он.

Дядя продолжил свой рассказ, говорил, что это сражение было жутким зрелищем. Говорил, что отец был без сознания, весь залитый кровью. Из экипажа уцелел только он и командир танка.

Примечание.Я нашла командира танка, хоть в наградном отца была только фамилия «Парамонов». Но об этом во второй книге трилогии.

А ещё дядя сказал, что отец, когда пришёл в себя от тяжелейшей контузии и тяжёлого ранения, категорически отказался уезжать из полевого госпиталя в тыл.

«Ему нельзя было отрывать голову от подушки, — рассказывал дядя, — а он, увидев меня, глаза вытаращил, руки тянет, а сказать ничего не может. Я его успокоил, погладил по голове, как ребёнка. Глаза Фёдора заблестели, он заскрипел зубами, видно, слёз стыдился. Одно только шептал: „Ты живой, браток, ты живой… А я думал…“ Он так и не сказал, что думал».

Дяде врач сказал, что папка, на удивление всех, быстро шёл на поправку. Дядя Миша смог появиться у папки только единожды. Вскоре их пути разошлись.

«А я знаю, что он думал, — грустно сказал крёстный, — думал, что ты погиб в окружении. Федька часто вспоминал, как пытались в составе трёх танков прорваться к вам, доставить хотя бы провиант, но не смогли. Отчаянный он был, без страха. Столько со смертью встречался и побеждал. Мы же с ним встретились в 1943 во время учёбы в танковом училище, да так и прошли рядом, пока смерть не разлучила. Учёба… Какая (…) там учёба!? Он хоть уже и навоевался, и настрелялся. А я если пять раз выстрелил на учёбе, то хорошо. Да и учёбой не назовёшь то время, то один приедет со словами: „надо, ребята, помочь гада уничтожить“, то другой приказ. Так и воевали вместо учёбы. Ну, ничего, живы вот».

Дядя, усмехнувшись, сказал тогда, мол, на войне, кто как выживал, выбор был у каждого, но не каждый делал его правильно, на кону стояли ЖИЗНЬ и ЧЕСТЬ. Насмотрелся я на своей службе. Не всё солдаты были самострелами, бывали и высокие чины.

Крёстный полюбопытствовал, как различали самострелов. Дядя сказал, что у самострелов вокруг раны всегда ожог оставался, так как выстрел с близкого расстояния.

Я запомнила фамилию, созвучную с фамилией нашего агронома. А теперь вот, изучая документы, наткнулась вновь на неё и вспомнила рассказ дяди Пысенок Михаила Андреевича, санинструктора.

Так уж случилось, что перевязывать рану генералу пришлось дяде Мише. Генерал по взгляду понял, что санинструктор догадался, что он сам себе прострелил ногу, хоть и сделал это через хлеб во избежание ожога.