Между жизнью и честью. Книга II и III

И вот я уже студентка педучилища. Помню, в сельском Доме Культуры был концерт в честь Дня Победы. Я исполняла, как обычно, несколько песен. Когда пропела:

Над Курганом ураганом, всё сметая, война пронеслась. Здесь солдаты умирали, заслоняя сердцем нас…», поднялся на сцену фронтовой друг отца (мой крёстный отец) Сычёв Александр Степанович со слезами на глазах. Обнял меня, расцеловал со словами: «Спасибо, доченька»

Я очень смутилась и отошла в сторону. Сейчас бы, конечно, я не отшатнулась. Я обняла бы его и пролила вместе с ним слезу горючую.

Спустя пару дней крёстный пришёл к нам домой. Мы сидели и разговаривали о моей учёбе, о жизни. Он похвалил меня за военные песни и спросил: «Дочь, ты хорошо представляла то, о чём пела». Я ответила неопределённо, дескать, папка рассказывал, как Москву защищал, как немцев морозила наша русская зима, они даже женскими рейтузами укрывали голову. — «Братья твои старшие, наверно, больше знают, — задумчиво произнёс мой крёстный. — Мальчишки — народ любопытный».

И боевой товарищ моего отца Сычёв Александр Степанович начал свой рассказ…

«Отцу твоему повезло. Он вёл танк в Москве на параде 7 ноября 1941 года. И сразу же в составе Западного фронта отправился защищать нашу столицу. Я немного позже был призван, потому что моложе его. Но мы встретились и больше не разлучались до конца войны.

Запомни, дочка, успех и поражение танка во многом зависели от твоего отца. В начале войны он был механиком-водителем. На него ложилась львиная доля ответственности за боевую машину, а значит, и за жизни своих товарищей в бою. Только его мастерство, энергичное маневрирование могли обеспечить выживание экипажа под шквальным огнём. Танкисты в шутку называли его „Безбашенным“».

«Это почему же?» — прервав крёстного, обидчиво спросила я.

«Не обижайся, дочка, это прозвище выдали ему как награду: уж очень увёртливый он был на поле боя, никогда фашист не выводил из строя башню его танка, словно её и не было. В ту пору мало было солдат с семилеткой, как твой папка. Смелый он был. Всегда говорил: „Как только сяду в танк, все страхи забываю“.

Вот за такую отвагу и безбашенность в декабре сорок первого года твой отец был введён в состав подвижной группы. Они создавались для того, чтобы не дать возможности противнику организовать отход и закрепление на промежуточных рубежах, когда он покатился на запад от Москвы.

Не раз он бывал в Резерве Ставки ГК, в войсках прорыва. Был ранен и контужен не раз. Но, скажу тебе, быстро поправлялся. Кто его так оберегал?»

«А почему мой папка плакал, когда играл на гармошке вальс „Раскинулось море широко“»? — робко спросила я своего крёстного.

Он замолчал. Потом достал кисет с табаком, сложенную газету, оторвал от неё кусочек, скрутил самокрутку и закурил.

«Потому что побывал под Ржевом, — продолжил свой рассказ фронтовой друг моего отца. — Там была страшнейшая мясорубка. Рассказывал, когда батальон прибыл в августе 1942 года к месту назначения, то волосы дыбом встали. Такого больше, говорил, не видел никогда: вся поляна, которую можно было окинуть взором, может, была усеяна трупами убитых. Они лежали друг на друге, как трава в валках. Все скрипели зубами, сжимали челюсти и не стыдились слёз своих…»

Я слушала тогда своего крёстного, и холодные колючие мурашки сжимали моё тело.

Примечание.Это стихотворение я написала к 75-летию Победы. Они легко ложатся на музыку.

Под Ржевом