Междумирье

Пифагор протянул Сергею Петровичу чашу, из которой резко пахнуло полынью. Змея изогнулась дугой, зависла над его головой и угрожающе зашипела. Профессор отпрянул. Мудрецы посмотрели с укоризной – нельзя бояться своих желаний. Пифагор успокоил кобру, и она сердито уставилась на Сергея Петровича. Набрав в рот напитка, едва сдержался, чтобы не выплюнуть в траву – таким горьким он показался. Но, немного свыкшись с неприятным вкусом, Сергей Петрович сумел протолкнуть его в горло. Язык слегка онемел, но на смену полынной горечи пришла сладость белладонны. Он облизнул с губ последнюю каплю напитка и посмотрел на философов. Ничего вокруг не поменялось, знаний в голове резко не прибавилось. Только трава, кажется(?), стала немного зеленее. Наверное, его обманули, подшутили?

– Итак, – сказал давно молчавший Платон. – Ты хотел узнать о том, кем ты был раньше? Тогда слушай. Твоя душа видела много оболочек. В некоторых она задерживалась совсем недолго – например, в тростнике или муравье, а в некоторых оставалась подольше. Но суть не в этом – сколько раз ты жил. Главное – делал ли ты выводы, переходя из раза в раз в другие тела. Подойди сюда, ко мне.

Платон сидел на краю глубокого обрыва, которого раньше Сергей Петрович и не замечал.

– Посмотри сюда, что ты видишь?

И вдали, внизу, стали выделяться странные очертания – большая комната и дубовый овальный стол, стоящий в ее центре; стены, увешанные тяжелыми доспехами и настенными канделябрами, большой камин, над которым висела огромная голова вепря.

– Что это? – с изумлением спросил профессор.

– Это дворец короля Артура, – уверенно ответил Платон.

– Короля Артура? – выдохнул профессор. – А при чем здесь я?

– Неужели ты ничего не помнишь, друг мой? – в голосе стоящего поодаль Пифагора чувствовалась легкая усмешка…

Профессор лишь пожал плечами:

– Нет, я вижу это в первый раз.

– Ты уверен? – прошептал незнакомый голос.

Кому он принадлежал – неужели, кобре? Не важно, уже не до этого. Его взгляд остановился на змее, которая, подобно маятнику на часах, мерно раскачивалась из стороны в сторону, словно готовясь к прыжку. И чем сильнее раскачивалась кобра, свисавшая с плеча Пифагора, тем более завороженным становился Сергей Петрович. – Смотри вниз! – приказал голос кобры.

Сергей Петрович повиновался и стал пристально всматриваться вниз. Смутные воспоминания мучили его, вызывая желание рассмеяться. Или – заплакать.

– Я был королем? – с тревогой спросил профессор.

– Нет, – произнес Платон – Твоя участь была немного счастливее.

– То есть?

– Ты был королевским шутом.

– Шутом? Какая странная прихоть. Я думал, что мое прошлое будет более героическим! – в голосе профессора (или – шута?) звучала ирония.

– Все мечтают быть королями, друг мой… – хмыкнул Сократ.

– Ты хочешь вспомнить, каково это – быть шутом при дворе Артура? – прозвучал неизвестный голос его спиной.

Сергей Петрович не ответил. Продолжая вглядываться вниз, он лишь слегка кивнул головой. Поэтому не заметил, как шутник Диоген тихо подкрался сзади и, резко толкнув в спину, сбросил его с отвесной скалы. «Умираю?» – неожиданно пронеслось в голове падающего Сергея Петровича. – «Нет, возвращаешься в свое прошлое», – кометой вспыхнул ответ.

Глава 3 Шут короля Артура

Любовь – как дерево; она вырастает сама собой, пускает глубоко корни во все наше существо и нередко продолжает зеленеть и цвести даже на развалинах нашего сердца.

Виктор Гюго

– Сэр Ланселот был так красив
Тра-ля-ля-ля-ля,
Что королеву соблазнил
Траля-ля-ля-ля-ля!
Король Артур силен и смел –
Идут ему рога!
Но даже ими не сумел
Он подцепить врага!

– Замолчи!

Побагровевший Артур с размаху ударил кулаком по дубовому столу, и по залу прокатилось гулкое эхо. Лютня выскочила из рук придворного шута, королевского любимца Эктора – маленького уродца с невероятно тонкими кривыми ногами. Шут незамедлительно распластался на полу, скривил на старушечьем лице жалостливую улыбку и захныкал, пряча в морщины удивительно ясные, проворные глаза, которые внимательно следили за каждым движением повелителя. Но Артур не схватился за посох, стоящий рядом с троном, не выдернул из ножен кинжал: он лишь вновь громыхнул кулаком по столу.

– Как ты смеешь при мне петь эту гадость?

Багровость разлилась по лицу Артура. Шут захныкал еще громче и притворнее: