Межконтинентальный узел

Степанов умел и любил слушать; в свое время он часами просиживал с Межировым, Натальей Кончаловской, Поженяном, Юрием Казаковым, с только-только начинавшим Высоцким. Довелось ему слушать и Федора Панферова, и скорбно-лунного Михаила Светлова. Однажды пришел Симонов; читал свои стихи до полуночи: «Я много жил в гостиницах, слезал на дальних станциях, что впереди раскинется – все позади останется». Замечательные строки; иногда ведь в одной фразе заключен сюжет романа. Взять, например, известную пословицу: «Жизнь прожить – не поле перейти».

«Война и мир», «Гамлет», «Старик и море», «Клим Самгин» – яркие и глубокие ее иллюстрации. А как поразительно рассказывал свою будущую книгу академик Александр Александрович Микулин! Бритоголовый, похожий на римского патриция, он тогда еще жил в Коктебеле, сидел на громадной веранде своего маленького дома, восторженно развивал концепцию вечного здоровья человеческого тела.

«Сколько же мне еще надо написать, – думал Степанов, наблюдая за тем, как Кузанни аккуратно раскладывал страницы на кровати. – Надо бросать все, запереться в деревне и идти по встречам; нельзя уносить с собою информацию, даже короткие записки сгодятся потомкам, потому что жизнь сводила – спасибо ей за это – с такими людьми, которые вошли в мировую историю… Маленький, быстрый как ртуть Жак Дюкло… Куньял в первые дни после апрельской революции в Лиссабоне. Команданте сандинистов Томас Борхе… Хо Ши Мин в годы американской агрессии… А Ульрика Майнхоф, руководитель «красной армии действия»? Идейный враг по своей сути, а человек нежнейшей души. Болезненно ненавидела обывателей уставшего и одряхлевшего мира… А Руди Дучке? Маленький, порывистый, растерянный – последний раз Степанов встретился с ним в Бонне, за несколько дней до его странной смерти. В конце шестидесятых его имя было известно всей молодежи Запада; бунтарь, выступающий против мещанства и холодного буржуазного истеблишмента… А Эдвард Кеннеди? Жаклин? А сосед по деревне Коля Дацун: «Послушай, Дима, помоги, ради бога, установить переписку с моим родственником в Японии». – «Да кто ж у тебя там, Николай? В плен кто попал?» – «А бог его знает, только там наша родня: не зря ж японцы свой автомобиль “дацун” назвали; в честь нашей фамилии, чьей же еще?» А принц Суфанувонг в сырой пещере под Самнеа в дни американских бомбардировок? Как великолепно он говорил о поэзии Жана Ришара Блока на своем изысканном, чуть грустном французском?! А Марк Шагал?! Смотрел на Степанова треугольными грустными глазами и тихо спрашивал: «Мальчик мой, ну-ка расскажи, как там у нас дома?! Я так хочу съездить к себе в Витебск! Только вот надо закончить работу». «Ты никогда не съездишь в Витебск, – с ужасом подумал тогда Степанов, – потому что никогда не сможешь закончить работу в этом своем небольшом доме возле Канн, ты прикован к самому себе, добрый Марк, как ты можешь разодрать себя, никому этого не дано, художнику тем более…»

– Ну, я готов, – сказал Кузанни. – Можешь слушать или у тебя свое в голове?

– Слушаю, – ответил Степанов.

…Начало сценария Кузанни прочитал ему еще позавчера; в новых эпизодах рассказывалось, как Питер Джонс обсуждает со своими друзьями из Пентагона отношение Уайнбергера к доктрине «благожелательного отношения русских к американскому десанту» в случае регионального конфликта, если космические ударные силы будут ограничены, а то и вовсе заморожены: «В университетах над этой темой работают три группы профессоров, концепция может получиться убедительной, меня знакомили с прикидками, я заказал это исследование и крайне правым советологам, и центристам, которые следуют объективным данностям, и тем, кто симпатизирует русским. Из анализа трех позиций можно будет свести вполне пристойный документ. Надо реанимировать наши отношения с Москвой и постепенно приучить русских к тому, что мы такие же люди, как они, и не желаем им ничего, кроме добра и свободы; воюют не народы, а правительства». В стык Кузанни поставил эпизод, как эту позицию Джонса исследует Дейвид Ли, штаб его ракетной корпорации и друзья из Центрального разведывательного управления: «Идея старика отнюдь неплоха, и у нее будут свои сторонники; что ж, не только гордиев узел, но и вообще любой запутанный надо рубить; дешевле купить новый канат, чем тратить время на развязывание старых узлов. Данные об устрашающем ракетном потенциале русских – вот что нам срочно нужно; это гарантия победы над Джонсом; он тогда утрется со своими бомбардировщиками».

– А дальше, – сказал Кузанни, – мне потребуется сюжет о людях ЦРУ, работающих с агентурой в России. Так или иначе, – словно бы извиняясь, заметил он, – я обязан думать о массовом зрителе. Необходим головоломный, чисто шпионский сюжет, только тогда зрители проглотят мою основополагающую идею: безысходная трагичность схватки гигантов бизнеса; умные, талантливые люди постепенно теряют чувство перспективы… Борьба затягивает, Дим, она лишает человека кругозора, рождается зашоренность, слепая устремленность к поставленной перед собою цели…