Межконтинентальный узел

– Родная, я за городом, пришлось срочно выехать, чепе… Буду завтра днем. Если позвонит академик, скажи, я у генерала, свяжусь с ним днем, ничего особенного, не пугай его и спи спокойно.

– Но правда ничего страшного не случилось?

– Правда, родная, я бы тебе сказал…

Он начал набирать второй номер – Юрса, два звонка по три гудка, сигнал тревоги, начало запасной операции «Либерти», но ему не дали этого сделать: вытащили из кабины, сразу же ощупали воротничок рубашки, лацканы пиджака, манжеты, потом завернули руки за спину, он услыхал страшный, металлический щелчок и только после этого ощутил на запястьях наручники.

В машину такси, на которой он ехал, его внесли: ноги внезапно отказали, колени словно бы выгнулись назад, казалось, что чашечки выскакивают одна из другой…

…Тот человек, что спускался с ним в лифте, сидел рядом с шофером; обернулся к Кулькову, зажатому тремя крепкими людьми с незаметными лицами, и усмехнулся:

– А вы говорите, я вас с кем-то спутал, Гена… Ни с кем я вас не спутал…

Тот замотал головой, тяжело сглотнул шершавый комок в горле и сказал:

– Это какое-то недоразумение…

Славин вздохнул:

– Пока мы едем к нам, подумайте вот о чем… Вы задержаны за шпионскую деятельность… Это, надеюсь, вам ясно? Если не ясно, то подполковник Гаврилов, – он кивнул на соседа Кулькова, – разъяснит вам, оперируя статьями Уголовного кодекса…

– Ознакомьтесь с постановлением об аресте, санкционированным прокурором, – сказал Гаврилов.

– Нет, зачем же, – прошептал Кульков, – я вам верю.

Славин усмехнулся:

– На даче мы вас, кстати, тоже фотографировали, – когда вы паспорт из тайника брали… Перед вами стоит дилемма: либо вы сейчас же, сразу рассказываете все о том, что вам предстоит сделать для ЦРУ – то, что вы уже сделали, мы знаем, – либо завтра начнутся допросы и следователи будут отрабатывать эпизоды вашего дела для передачи в суд… Вы понимаете, что я говорю?

– Не очень, – ответил Кульков, почти не разжимая рта, и повторил: – Произошло какое-то недоразумение…

– Будет вам, – пресек возражения Славин. – Не теряйте лица; Пеньковский вас верно учил: проигрывать надо достойно.

Кульков покачал головой, подбородок его мелко трясся.

– Ни о каком шпионаже не может быть и речи… После встречи с вами в лифте я понял, что дальше молчать нельзя… Я решил приехать к вам и все честно рассказать…

– Вы хотели приехать к нам на самолете? Решили из Шереметьева прилететь на Лубянку? – поинтересовался Славин, не отводя взгляда от Кулькова.

«Только не торопись, – сказал себе Кульков, стараясь собрать воедино рвань метавшихся в голове мыслей, – надо выиграть время; теперь надо научиться бороться за каждую минуту, какое там – минуту, за долечку секунды надо сражаться; Юрс был прав; теперь все зависит от меня; если я буду вести себя верно, не сфальшивлю, операция “Либерти” будет осуществлена успешно; вопрос идет о жизни; ты должен успокоиться, ты обязан взять себя в руки, ты сотни раз представлял себе этот страшный момент, ты был к нему готов, а сейчас вдруг позволил себе сразу же рассыпаться, нельзя…»

– Послушайте, у вас нет валидола? – тихо спросил Кульков, давясь липкой слюной.

Человек, сидевший рядом, взял его запястье сильными пальцами, профессионально нашел пульс, начал считать удары, глядя при этом на светящуюся секундную стрелку своих часов.

– Пульс несколько учащен, – сказал он Славину, – но сердце работает без перебоев.

– Дайте ему валидол, – попросил Славин.

Человек достал металлический тюбик, высыпал на ладонь две таблетки, положил одну из них в рот Кулькову, посоветовав:

– Держите под языком.

– Я знаю, спасибо, – ответил Кульков, по-прежнему не в силах справиться с мелкой дрожью, которая била подбородок. – Мой папа был врач, так что я с детства знаком с валидолом…

– Когда у вас следующий обмен информацией с ЦРУ? – спросил Славин. – И где?

– О чем вы?! Какой обмен?! При чем здесь ЦРУ?!

– Кульков, вы в состоянии говорить со мною серьезно? – снова спросил Славин. – Неужели вы думаете, что мы бы задержали вас без достаточных улик?

– Нет, нет, что вы! Я знаю, как у нас неукоснительно соблюдается социалистическая законность.

Славин рассмеялся:

– Экий вы политграмотный… Я почему-то полагал, что вы не просто начнете сразу же говорить, но и внесете какие-то предложения, чтобы хоть как-то искупить вину…

– Вины нет, – возразил Кульков. – Была допущена ошибка, трагическая ошибка, но ни о какой вине нельзя и говорить… Жизнь соткана из случайностей, подчас совершенно ужасных… Мы подданные обстоятельств, которые сильнее нас…

– Как знаете. – Славин отвернулся от него.

«Шея крепкая, не иначе как спортсмен; такие люди лишены изыска в мышлении; надо держаться; его можно обыграть; соберись, – взмолился Кульков, словно бы обращался не к себе, а к какому-то другому человеку, – соберись же!»