Межконтинентальный узел

…Кульков попросил у метрдотеля разрешения позвонить; тот конечно же ответил согласием, поинтересовавшись: «Я вам не помешаю?» – «Нет, нет, что вы, какие тут секреты…» Набрал номер, прикрыв диск рукой; ответил Юрс; сразу же положил трубку, набрал еще раз; Юрс трубку не поднимал, ждал, сколько будет звонков; семь; экстренная встреча в «Национале»; сам не поехал, написал на листочке бумаги адрес своему помощнику Дуаэсу; через тридцать минут будет здесь; обмен информацией произойдет в туалете, не зря Кульков туда отправился; старо как мир, но вполне действенно. Через пятнадцать минут люди Гречаева сделали снимок. Крохотный листочек рисовой бумаги, закатанный в пластилин, был приплюснут к бачку большим пальцем; не повредить бы отпечаток пальца Кулькова. «Срочно улетаю на секретный полигон, вернусь в субботу, после этого обмен информацией; дополнительный вопросник, переданный во время радиопередачи, принял к исполнению. Н-52».

– Милый, а почему в наших ресторанах такие слабенькие и безвкусные программы оркестров? – спросила Ирина.

– Потому что музыканты не имеют процента от прибыли, которую дают посетители, – ответил Славин.

– А почему им не дают процент от прибыли?

– Глупые дяди боятся, что они слишком много заработают…

– Наверное, я все-таки чего-то не понимаю… Вот я хожу к моему парикмахеру уже восемь лет, да?

– Семь, по-моему…

– Восемь. К сожалению. Раньше я никогда не укладывалась, огород на голове…

– Мне это, кстати, больше всего нравилось.

– Не лги себе. Ты во всем любишь элегантность, я же знаю.

– Твой огород был невероятно элегантным… Вкусные яблоки дали к шницелю?

– Объеденье.

– А почему не долопала?

– Потому что я и так перебрала с калориями.

– Имей в виду, с возрастом мужчин тянет на упитанных.

– Ты вневозрастен.

Славин усмехнулся:

– Как консервированный огурец?

– Не смей так говорить! Я не знаю ни одного мужчину, который был бы так молод, как ты.

– Ох, – улыбнулся Славин. – Повтори, пожалуйста, еще раз.

– Повторю вечером, – пообещала Ирина. – Так вот, о моем парикмахере… Я ему всегда плачу сверху, потому что он загодя резервирует время, знает, какую прическу я люблю, рассказывает мне какие-то истории, шутит – вот тебе и час отдыха, будто хвойная ванна, правда… Так вот, он пытался открыть салон у себя дома, но его замучили фининспекторы… В чем его вина, только лишь в том, что он очень любит свою работу и доставляет клиентам радость? Люди с хорошим настроением лучше работают, кстати говоря… Объясни же, кому он мешал?

– Мировому империализму, – смеясь, ответил Славин. – Ты повторяешь Степанова.

– Его не грех повторять.

– Родная община, Ириша. У нас, наверное, остались родимые ее пятна, – отшутился Славин, думая совсем о другом.

«Когда же мне к нему подойти? – вертелось в голове. – Я никогда не забуду слов Лесника, когда он сказал Гмыре, что каждый его шаг контролируется людьми ЦРУ; очень может быть, что и Кульков тоже под постоянным колпаком. Хотя ребята Гречаева – хваткие, они бы отметили все то, что хоть как-то подозрительно; нет, если они успели заметить подозрительное – считай операцию проваленной. Контрагент предпримет свои шаги, они на выводы горазды, умеют ценить время и решения принимают крутые».

Подошел официант, принес счет, укрытый салфеткой; Славин салфетку отвернул, прочитал: «Привет получен».

Он протянул официанту двадцать пять рублей и обернулся к Ирине:

– Было очень вкусно, правда?

– Да, замечательно, большое спасибо, – поблагодарила она официанта; улыбка ослепительная, ничего деланного. «Господи, какое это счастье, что она вернулась! Чего же ты не женишься? – спросил он себя. – Только потому, что прирожденный холостяк? Или оттого, что старше ее на двадцать лет, а это вот-вот может оказаться роковым? Впервые ты ощутил возраст, когда тебе исполнился пятьдесят один; дальше будет хуже; я никогда ничего от нее не скрывал. Кто сказал, что альянс Тургенева с Виардо аморален? Никто, – ответил он себе, – только ты-то не Тургенев…»

Посадив Ирину в такси, Славин сказал:

– Видимо, сегодня я не попаду к тебе. А если и приеду, то на рассвете.

– Скажи, что ты меня любишь, – улыбнулась она.

– Нормально, – ответил он, повторив неизвестного ему Ашота. – Я тебя очень люблю, в твое отсутствие ко мне никто не приходит, кому нужен лысый старик с астигматизмом и язвенной болезнью?

– Мне, – сказала она. – И еще как…

– Тогда давай сделаем вот что, – снова посмотрев на часы, совершенно неожиданно для самого себя вдруг сказал Славин. – Покупай подходящее платье, и давай назначим романтическое свидание… Скажем, через три дня… У загса… В шестнадцать ноль-ноль… Как тебе предложение такого рода?

…Такси отъехало; возле Славина остановился Гречаев и, прикуривая на ветру, негромко сказал:

– К десяти его ждет Настя.

– Сколько времени туда ехать?

– Пятнадцать минут.

– Хорошо, я у себя, на связи, жду информации…

Выйдя от Насти, Кульков осторожно прикрыл дверь ее квартиры, к лифту приблизился на цыпочках, нажал на кнопку вызова, достал пачку «Салема», закурил, сладко затянулся, и в это как раз время Славин спустился с верхнего пролета на площадку:

– Вниз?

– Да.