Межконтинентальный узел

- Я не могла ему этого не сказать, Юджин, - ответила Мэри. - Элеонора была моим самым любимым человеком...

- Почему же ты никогда мне об этом не говорила?

- Как?! Ты что... не знал?

- Если бы я знал, разве бы я посмел, разве бы я...

- Юджин, милый! - Голос женщины сорвался. - Я была убеждена, что Элеонора сказала тебе об этом! Юджин, отчего ты молчишь?!

Кузанни медленно положил трубку на рычаг; трубка тоже стала чугунной, весила не менее тонны.

"Зачем ты продолжаешь скрипеть на этом свете? - спросил он себя. - Кому ты нужен с твоими дерьмовыми фильмами, эффектными корреспонденциями из Европы, премьерами, разгромными рецензиями Ларри Арса и медалями, полученными в Сан-Себастьяне и Каннах?! Никому ты не нужен!

Элеонора промолчала о том, что врачи запретили ей рожать... И Мэри, которая знала, тоже молчала тогда об этом. И только один я, доверчивый идиот, носился, счастливый, по городу... Бедная Элеонора, бедная моя, бедная, бедная... Но ведь она хорошо перенесла роды! - чуть не закричал он. - Ведь она встала на пятый день, это все неправда! Она расцвела после родов! Никогда не была так красива, как в тот день, когда мы привезли Стива домой!"

Он машинально начал листать страницы записной книжки. "Что ты ищешь? спросил он себя. - Телефон доктора, который наблюдал Элеонору во время беременности", - ответил он себе и вдруг ощутил, что кто-то снял чугунные плиты с плеч и головы, стало легко. Он позвонил в справочный сервис Голливуда, запросил телефоны клиники доктора Самуэля Баренбойма; в приемном покое ответили, что доктор Самуэль Баренбойм умер семь лет назад; у него были пергаментные руки, вспомнил Кузанни, совершенный пергамент, только не желтоватый, а прозрачный, с ощущением легкой голубизны, наверное, сосуды очень близки к коже.

- Мне надо поднять историю болезни Элеоноры Кузанни, - сказал он, - это моя жена, она родила в вашей клинике моего сына первого октября шестьдесят второго года... Все время беременности ее наблюдал доктор Баренбойм.

- Мы подготовим выписку, мистер Кузанни. Я передам вашу просьбу в информационный центр. Куда вам позвонить? И пожалуйста, продиктуйте номер вашего банковского счета, мы пришлем документы к оплате за сервис непосредственно в ваш банк...

- Я звоню из Европы, - ответил Кузанни, продиктовав свой телефон в Голливуде с автоматическим ответчиком и здешний, в Женеве. - Я бы просил вас связаться с моим адвокатом: Эрвин Эбель, запишите, пожалуйста, его телефон; он подтвердит мою просьбу и договорится с вами об оплате по любому тарифу за экстренность справки. Я должен получить ее через час.

Из Голливуда позвонили ровно через час:

- Мистер Кузанни, это Лайза Эдмунде, информационный центр клиники профессора Джозефа Баренбойма-младшего... Диктую выписку из истории болезни... Вы готовы? Копия уже отправлена вашему адвокату... Итак, Элеонора Кузанни-Уолкер, 1938 года рождения, страдала язвенной болезнью и начальной формой диабета; в результате кардиологического исследования было установлено, что пациентка...

- Погодите, - Кузанни нетерпеливо перебил неизвестную ему Лайзу Эдмунде, проклиная себя за несдержанность, - там сказано, что ей было запрещено рожать, что роды могли стоить ей жизни?

- Любые роды могут стоить жизни, - мягко ответила женщина. - Любые, мистер Кузанни. Однако такого рода заключения в истории болезни миссис Кузанни-Уолкер нет... Содержалась рекомендация доктора Баренбойма отправить ее на кардиологический курорт для укрепления сердца...

- Так я же возил ее туда!

- Простите, - женщина из клиники не поняла его, - что вы сказали?

- Я вот что скажу. - Кузанни снова почувствовал на плечах чугунную тяжесть. - Я скажу вот что... Пожалуйста, сделайте еще одну ксерокопию этого заключения... Нет, сделайте ксерокопию всей истории болезни и срочно отправьте экспресс-бандеролью в Лос-Анджелес... Записывайте адрес, пожалуйста... Там очень сложный индекс, дом на берегу океана, вдали от поселка...

...Кузанни позвонил Степанову; долго слушал гудки, только потом понял, что его нет, уехал. "Ты же сам отдал ему машину; голова совершенно не варит, вот что значит шок, а?!"

Он дал отбой; посидел в задумчивости с трубкой в чугунной руке. "Если я обречен на то, чтобы быть сегодня одному, напьюсь, а мое лекарство от сердечных перебоев кончилось, сердце порвется, обидно; жаль Стива, пыжится, а ведь еще маленький, я ему еще года три нужен, пока защитит докторскую и получит место в хорошем институте... Увы, без галантерейщика из мафии Равиньоли, "почетного консула" Италии в Лос-Анджелесе, ни черта не получится... Нет, отчего же, - возразил он себе, - рано или поздно получится, Стив очень талантливый математик... Только жаль времени... На то, чтобы занять плацдарм, у него без моей помощи уйдет лишних пять или шесть лет, а они необратимы... В его годы не думают о том, как невосполнимо время, это только в моем возрасте близко видишь безглазый ужас этой невосполнимости, особенно если наблюдал раскопки, когда ученые измеряют черепа..."

Кузанни набрал номер рецепции; ответила девушка.