Межконтинентальный узел

...В утреннем выпуске газет, которые Кузанни купил в холле отеля, был напечатан огромный портрет Кулькова; заголовок сразу же бросался в глаза: "Я больше не могу молчать об угрозе Кремля странам свободного мира! В тайных лабораториях идет лихорадочная работа по созданию новых систем космических ракет! Выиграть время, не дать осуществить противоспутниковую оборону Запада мечта московских заправил!" Чуть ниже петитом набрано: "Сенсационное разоблачение выдающегося русского ученого, профессора Геннадия Кулькова, возглавлявшего в России исследования в области ракетостроения".

- Значит, это его убили? - тихо, словно бь: самого себя, спросил Кузанни; он уже с утра крепко выпил, достав из мини-бара в номере три семидесятиграммовые бутылочки виски; потом перешел на джин, обнаружил шкалик русской водки; глаза его покраснели, стали нездорово-лихорадочными, пальцы то и дело сжимались и разжимались. "А ведь начнет драться, - с тоской подумал Степанов, - ничего не понимаю; Славин не мог подставить меня, это исключено; что-то не сработало? Что? Где?"

- Включи радио, - попросил Степанов. - Или телевизор...

- Зачем? Тут, - Кузанни ткнул пальцем в газету, - все сказано. Лучше не напишешь...

- Тем не менее ты не будешь возражать, если я включу телевизор? Пожалуйста, не возражай...

Кузанни ткнул пальцем кнопку в я щ и к е; передавали музик-ладен [джазовая программа], веселые негры самозабвенно пели старую песенку, заново аранжированную.

- Почему они до сих пор не передают про то, что на пустыре убили двух снайперов? - задумчиво спросил Степанов; он говорил медленно, как бы через силу, глядя прямо в глаза Кузанни. - Видимо, готовят удар... Наверное, в вечерних выпусках выдвинут версию о том, что преступление совершили люди, которых тренирует и содержит София.

- А если нет?

- Тогда ты волен в любых действиях, Юджин, - ответил Степанов. - Я не посмею возражать... Пойдем за проявленной пленкой, они же получили с тебя за срочность, пойдем, пока не начались "последние известия", пленка может оказаться такой, что ее уворуют...

- Ты что-то знаешь, - с болью, как-то растерянно сказал Кузанни. - Но не говоришь мне. В твоих словах есть логика... Действительно, отчего молчат про пустырь? С твоим посылом можно было бы согласиться, не убей они человека... И ты знал, что это произойдет... Ты знал... Цель оправдывает средства? Это не по мне, Дим... Это вандализм, это инквизиция двадцатого века... Мне очень стыдно за то, что произошло, я как обгаженный...

И Степанов сказал: - Я тоже. 3

Генерал, сидевший возле телефонных аппаратов, чувствовал, как у него от боли онемел затылок; последние дни он и ночевал в своей маленькой комнате отдыха при кабинете, потому что связь с Берлином поддерживалась чуть ли не ежеминутно, а после акции начала поступать информация из Женевы и Вашингтона практически беспрерывно.

Он попытался массировать шею; не помогло; друзья который уже год рекомендовали съездить в Цхалтубо: "Сказочный курорт, навсегда забудешь об остеохондрозе"; ладно, отвечал он, спасибо за совет, непременно поеду. Особенно сильно ломило, когда начинались нервные перегрузки; будь рядом жена, вмиг бы сняла массажем нудную, изнуряющую боль; как это прекрасно прикосновение женщины, которая любит. Он вспомнил глаза Лиды, огромные, такие красивые, голубые и - когда смотрит на него - полные нежности, спокойного понимания. Лицо человека стареет, глаза никогда. Кто-то отлично сказал: "Счастье - это когда тебя понимают". А ведь действительно, подумал генерал, литература - явление необычное: можно написать несколько книг и не оставить после себя следа, а иногда простая, точная фраза гарантирует писателю посмертную память. Строка Некрасова: "Идет-гудет Зеленый Шум, Зеленый Шум, весенний шум!" - стала хрестоматийной оттого, что она живописна. Или короткое стихотворение Ахматовой: "В Кремле не надо жить, Преоб-раженец прав, там зверства дикого еще кишат микробы, Бориса дикий страх и всех Иванов злобы, и Самозванца спесь взамен народных прав". Вся концепция Петра, прорубившего для России окно в Европу, заключена в этом стихотворении. Увы, в иных многостраничных поэмах словосотрясений много, а информация ахматовского толка отсутствует, рифмованное б е з м ы с л и е.

...Генерал снял трубку, соединился с Конрадом Фуксом; Славин, ясное дело, был рядом:

- Никаких новостей?

- Ждем реакцию... А у вас?

Генерал вздохнул:

- Занимаюсь именно этим же.

- Самая трудная работа, - заметил Фукс. - Нет ничего более изматывающего, чем ожидание.

- Да уж, - согласился генерал. - Славина можно к аппарату?

- Он сам тянет руку, - ответил Фукс. - До связи.

- Спасибо. До связи.

- Здравствуйте, товарищ генерал! Как там у вас? Какие будут указания?

- Знаете, я что-то очень волнуюсь за Степанова...

- Я тоже...

- Может быть, все же позвонить ему?

- Но уж теперь-то любой разговор с ним фиксируется. За каждым их шагом смотрят...

- Почему они сами молчат?

- Полагаю, он ждет звонка от меня...

- Что об этом думает товарищ Фукс?

- Он согласен со мною: нам сейчас со Степановым просто невозможно войти в контакт...