Межконтинентальный узел

"Вообще за последний год он стал нервным, подозрительным. По своему характеру Пеньковский был тщеславен, самолюбив и склонен к авантюрам. Эти черты его характера складывались на протяжении всей его жизни. Этому способствовало восхваление его достоинств среди родственников, товарищей и друзей. Служба у него протекала довольно легко. В жизни он больших трудностей не испытывал".

Видите, какая проникновенность? Но любовь к мужу, уважение к человеку отцу ее детей, к его боевому прошлому исключили для нее возможность каких-либо подозрений...

Самовлюбленность, нежелание считаться с коллективом, товарищами и нормами нашей морали, игнорирование этих норм, карьеризм, перешедший в авантюру, - все перечисленное и привело Пеньковского на эту скамью.

Но ослепление прошло, пелена спала с глаз, и сейчас на скамье подсудимых сидит человек, глубоко осознавший всю неприглядную картину своего падения, понявший неправильность сделанного им шага и глубоко раскаивающийся в совершенных им деяниях.

Есть ли основание считать, что Пеньковский чистосердечно раскаялся и рассказал обо всем, что он совершил? Защита считает, что у нее есть основания говорить о его чистосердечном и полном раскаянии, так как это не только слова, но и дела, свидетельствующие о желании Пеньковского рассказывать только правду...

...Генерал Васильев (как всегда, в синем костюме, локотки поблескивают, ботинки чиненые, галстук старомодный, повязан неумело) походил по своему небольшому кабинету (форточка открыта настежь, зимой - холодрыга, а ему нипочем, крестьянская закалка), остановился у окна, пожал плечами и наконец ответил:

- Нет, Виталий, и я не верю, что Пеньковский до конца открылся, руби руку - не верю... Я ведь с ним работал с самой первой минуты после задержания, вел дело все те месяцы, что он сидел у нас... Между следователем и тем, кто сидит напротив него в течение многих часов, день за днем, неделя за неделей, складываются совершенно особые отношения... Ты этого, видимо, не знаешь.

- Когда ты его увидел в первый раз, Саша? - спросил Славин. - Расскажи все, что помнишь, до самой последней мелочи...

- Хм... Сколько лет прошло? Двадцать три года, видишь ли ты, - вздохнул Васильев. - Впрочем, ладно, давай попробуем реанимировать прошлое... Ты, кстати, знаешь, как взяли Пеньковского?

Славин кивнул.

- Пеньковского уже не первый месяц подозревали, но работать с ним было трудно - весьма подготовленный... Особенно после того, как перестал ездить за границу... Когда мы все-таки получили улику - шпионское оборудование, ничего больше... Ерунда, а не улика - ни имен, ни связей. Все это мне надо было выявить в процессе следствия, сам понимаешь. Приняли решение его брать... Но в это время в Венгрию должен был приехать Гревилл Винн, его там решили задержать. Следовательно, операцию надо было провести элегантно, чтобы ни одна живая душа не узнала об аресте... Привезли его на площадь Дзержинского и повели прямехонько в кабинет начальника контрразведки... Генерал стоит возле камина - кабинет-то помнишь, - и я в своей форме, подполковник средних лет, но вполне уже седой, импозантно, правда?

Генерал был кряжист, скуповат на слова, медлителен в движениях; после долгой паузы сказал: "Олег Владимирович Пеньковский, вы задержаны по подозрению в преступлении, именуемом Уголовным кодексом РСФСР как шпионаж в пользу иностранного государства". Пеньковский, мертвенно-бледный, в считанные, знаешь ли, минуты покрывшийся щетиной, переодетый в рубашку и костюм, заранее для него приготовленный, спокойно, очень сдержанно ответил: "Вы же понимаете, что все это - чушь и ерунда, товарищ генерал. Обычная клевета врагов - я был, есть и буду солдатом и патриотом России!" - "Вы прекраснейшим образом понимаете, что времена теперь не те и, не имея улик, мы бы никогда вас не задержали". - "Нет, этого не может быть, я заявляю протест!" Руки у него не тряслись уже, как в первые минуты после задержания, успел собою овладеть, крепкий был человек, ничего не скажешь... "Повторяю, я ни в чем не виноват, произошла какая-то страшная ошибка!" - "Олег Владимирович, не надо... Вы отдаете себе отчет в случившемся. Ведите себя достойно..." Пеньковский побледнел еще больше, серый стал какой-то, пепельный, вытянул руки по швам и четко, чуть не по слогам, отрапортовал: "Даю слово офицера: если вы пошлете меня в Англию или Америку, я сделаю такое, что принесет советской разведке гигантскую победу над нашим идейным противником!" - "Почему вы убеждены в этом?" - "Потому что я действительно работаю на ЦРУ и британскую секретную службу". - "Когда вы начали на них работать?" - "Я начал работать на них двадцать шестого июля тысяча девятьсот шестьдесят первого года".