Межконтинентальный узел

...Сижу в курортном городке, неофициальной столице Шварцвальда, пью кофе в маленьком ресторанчике - всего пять столов; тот отель, где я поначалу всегда ждал Менарта, закрыт на реконструкцию. Старик приезжал за мной из крошечной деревушки, потому что я путался в лесных дорогах, что ведут к его сельскому дому (нам бы такое покрытие на трассе Москва - Симферополь, как у них в "глухой местности"!). Приезжал я обычно ночью и звонил профессору из этого отеля по телефону; отвечал он всегда односложно: "Цвай-драй, цвай-зекс..." Я потом его спросил: "Это что, шпионский пароль?" "Да уж, кто только меня не обвинял в шпионстве! - вздохнул Менарт. - Первым, кстати, был Эрнст Рем... В тридцать третьем году, будучи корреспондентом трех наших католических газет в Москве, я писал в одной из статей, что даже в чисто партийной, национал-социалистской пропаганде, направленной против большевизма и еврейства, не следует так презрительно говорить о русском народе и его культуре... И отправил развернутое письмо Эрнсту Рему: "Нельзя третировать русских; мой дед владел шоколадной фабрикой в Москве, теперь это "Красный Октябрь". Отец нарисовал обертку шоколада "Золотой ярлык" - его и поныне продают в магазинах; по-русски я говорю как по-немецки; поверьте, такая позиция национал-социалистов недальновидна, нельзя отказываться от идей Рапалло..." Меня срочно вызвали в Берлин - прислали телеграмму, что умирает тетя... Я немедленно выехал; звоню в Штутгарт - тетя жива и здорова, а у меня заграничный паспорт отобрали на перроне: "Вы посмели выступить в защиту русских свиней и Рапалльского договора, который подписал большевик Чичерин и наймит еврейского капитала Ратенау! С этой минуты вы находитесь под домашним арестом! Это указание брата фюрера, вождя доблестных СА партайгеноссе Эрнста Рема!" Каждый день ко мне на квартиру приходил следователь, раскладывал свои бумаги и начинал мучить дурацкими вопросами: "Составьте расчет ваших ежедневных трат в России. Сколько денег вы отдаете за аренду квартиры? Каковы ваши сбережения в Москве? Полное признание облегчит ваше будущее". В день, когда фюрер расстрелял Рема, следователь ко мне не пришел... Не пришел и на следующий день... И через неделю не пришел, а я все сижу в комнате, мне же сказали, что я нахожусь под домашним арестом, - немец: "Орднунг мусс зайн!" ["Во всем должен быть порядок!" (нем.)] А потом меня вызвал Гейдрих. Да, да! Тот самый! И сказал: "Изменник Рем написал на вашем искреннем, но далеко не до конца продуманном письме резолюцию: "Арестовать как врага нации!" Мы таковым вас не считаем, хотя не разделяем вашей точки зрения. Вы же не член партии?" Я ответил, что не состою ни в одной партии, кроме как в партии католической церкви... Вернулся в Москву... А в тридцать шестом ваши объявили меня шпионом... Уехал в Китай, потому что возвращаться в паршивый рейх не мог, не терпел нацистов... И писал из Шанхая и Токио в те немецкие газеты, которые еще решались меня печатать... Тогда еще такое было возможно... Гитлеровцы царствовали еще только четыре года и не успели превратить страну в пронумерованный концентрационный лагерь... Кстати, только этим можно объяснить феномен Рихарда Зорге... Я ведь был хорошо с ним знаком. Немецкий посол в Японии Отт свел нас на приеме... Очаровательный был человек, совершенно блестящий... До тридцатого года Рихард Зорге еще подписывал своим именем и фамилией заметки в журнале "Коммунистический интернационал", открыто называл себя помощником председателя ИККИ... А потом уехал в Китай и начал работать для немецких газет... И для вашей разведки... А в сорок первом году, когда японцы ударили по Пёрл-Харбору и Германия вступила в войну против США, меня, несмотря на то что жена была американка, из очень уважаемой семьи, объявили немецким шпионом! И сделали это американцы, предписав объявить полиции генералиссимуса Чан Кайши... Меня посадили в лагерь для интернированных немцев. Под Шанхаем. До сорок пятого. А потом выслали в Аахен. И там я год просидел в инфильтрационном лагере как бывший нацист. А потом, когда был избран в Академию наук, стал советником канцлера Аденауэра и начал выпускать журнал "Остойропа", ваши вновь назвали меня "шпионом", только теперь уж не немецким, но американским... Что же касается ответа на телефонные звонки: "Цвай-драй, цвай-зекс", то это маленькая хитрость; я зафиксировал примерно сто тринадцать соединений в день: "Здравствуйте, могу я поговорить с Клаусом Менартом?" - "По какому вопросу?" - "Он написал книгу о "новых левых", меня заинтересовало, где профессор почерпнул материал к пятой главе, я заканчиваю диплом, хотелось бы получить информацию..." Ему хотелось бы получить информацию, а мне семьдесят два года, и хотя я не ощущаю возраста, но, согласитесь, каждая минута на счету... Поэтому я дал свой деревенский номер "цвай-драй, цвай-зекс" издателям, телевидению, академии, редакции "Зюддойче цайтунг" и "Цайт", коллегам в Стэнфордском университете; если слышу своих говорю, когда звонят чужие - разговор автоматически прерывается".