Межлуние II

– Пожалуйста, не давай ей повод. Ладно?

– Я же не дура!

Они замолчали. Прошло несколько минут, прежде чем Анна вернулась к разговору.

– Если допустить, что это не Смотрительница? Имеется ли мотив у Ольги?

– Сомневаюсь, – протянула Марина. – Только если на нее надавила Смотрительница.

Девушки обдумали такое предположение.

– Ради благополучия дочери… Да, Ольга могла согласиться… Знаешь, чем больше я ломаю над этим голову, тем больше сомневаюсь. Почему яд? Он совершенно не вписывается в нашу жизнь.

Их рассуждения были прерваны позвякиванием упряжи и лошадиным храпом. Раскачиваясь на ухабах и поскрипывая, к ним сзади приблизилась карета.

– Карен приехал! – охнула Марина.

Заметив девушек, возничий приподнял видавший виды цилиндр.

– Мое почтение, дамы.

– Есть новости?

– Конечно! – усмехнулся он. – Скоро все узнаете.

Карета проехала мимо, оставляя две узкие колеи в занесенной песком дороге. Девушки поспешили за ней, чтобы узнать первыми, что происходит в большом мире. Они заметили, как экипаж остановился у добротного дома Смотрительницы и пока Карен заботился о лошадях, наружу вышел неизвестный пассажир. Он размял ноги и принялся расстегивать ремни, удерживающие багаж. Марина машинально сделала еще один шаг вперед, и встала как вкопанная. По ее лицу, быстро сменяя друг друга, промелькнули глубокое отвращение, неподдельный страх и искреннее отчаяние, застывшее в глазах цепенеющей от ужаса девушки.

– Это может быть почтальон. Помнишь, однажды… – дава запнулась, увидев, как из кареты выбрался второй мужчина.

– Аня, – прошептала Марина, – их двое.

Подруги переглянулись.

– Надо выяснить, – с ожесточением вызвалась дава.

– Нет, подожди… – задохнулась Марина.

От нервного напряжения у нее перехватило дыхание.

– Я вижу припасы. Они прибыли к нам надолго.

– Так и есть, – присмотревшись, подтвердила Анна.

– Нам надо все продумать.

Подруга неохотно согласилась.

– Может быть ты права. И все-таки меня не перестает беспокоить мысль, что мы отдаем Смотрительнице инициативу.

– Пойдем отсюда, уйдем в сторону! – взмолилась Марина. – Пока нас не заметили!

Дава поддалась уговорам, и девушки поднялись по ближайшему склону, проваливаясь в песок и постоянно оступаясь. Перешагнув песчаный гребень, и оказавшись на другой стороне дюны, где их уже не было видно с дороги, они повязали на лица платки.

Продолжив обходной путь, подруги поддерживали начатый разговор:

– Ольга мне обязательно все расскажет. Вот увидишь.

Ее спутница лишь вздохнула, но не так, как делают скорбящие плакальщицы, а скорее как уставшие от детей родители.

– Время работает против нас. Ты не знаешь Смотрительницу также хорошо, как я.

Дава замедлила шаг перед полузанесенным домом. Обращенную к морю сторону уже поглотили неумолимые пески, и поэтому сохранилась лишь половина строения. Открытая настежь дверь удерживалась вездесущим песком, добравшимся до уровня дверной ручки, и ветер деловито шумел в рассохшихся стропилах.

– Я не рассказывала тебе об Ирине?

– Нет, – отозвалась травница.

Анна нахмурилась.

– Это случилась около пяти лет назад. Сюда поселили новенькую. Молодую и красивую женщину. Иришка была секретарем Круга и ошиблась в каких-то важных документах. Она всегда говорила, будто оказалась здесь из-за ревности одной из замужних архидав.

Дава погладила ребро дверного полотна и прислушалась, повернув голову, будто стены рассказывали ей о событиях, произошедших под этой крышей.

– Так что с ней случилось? – напомнила о своем присутствии подруга.

– Она умела запасать на зиму все что угодно. Мне стыдно признаваться, но я таскала у нее сушеную рыбу.

Анна грустно улыбнулась, вспоминая те дни.

– В конце весны я пришла к ней, чтобы отблагодарить. Наверное, Ирина догадывалась, кто виновен в воровстве ее запасов, но она никому ничего не говорила. Я испекла пирог, и мы сидели за столом, когда заявилась Смотрительница.

Дава повернулась к Марине.

– Она пришла не одна. С ней был мужчина. Ира спрятала меня в чулане, и я услышала все, что происходило дальше.

– Ее убили? – охнула травница.

– Нет. Хуже. Что там происходило, я поняла значительно позже.

– Так что с ней случилось? – замирая от тревожного предчувствия, спросила подруга.

– Повесилась. Не выдержала позора, – был ответ.

Девятипалово не было единственным неприятным районом Петра. Если подумать, то кварталы бедняков имели не менее дурную славу. Все та же извечная грязь, гнетущая нищета и безрадостное будущее. Приличные горожане держались от трущоб как можно дальше. Пусть тут не показывают нож средь бела дня, и в тоже время, руки в карманах что-то сжимали. Угроза не была явной до последнего момента. С наступлением сумерек все менялось. Поскольку многие отдали бы душу за порцию дури, опиумные притоны процветали. Там охотно меняли деньги на кратковременное помешательство, позволяющее забыться. В этих местах можно было встретить даже иностранцев, осевших на земле Вэда по разным обстоятельствам.