Межвидовой дрифт Гейзлера (СИ)

Все чувства сжимались в плотный комок, сдавливали органы в нервных судорогах и наполняли легкие горячим воздухом. Ньютон бережно оборвал поцелуй, и в блеклом свете Германн видел, как напряженно и словно замедленно Гейзлер ложится в постель, молча, просто позволяя ему оказаться сверху, и не сводил с него взгляд, от которого по спине бежали мурашки. И мысли. Они стали такими вязкими, путались и сплетались между собой в полном беспорядке. Настоящий хаос без системы и намека на порядок. И впервые, это ощущение нравилось Германну.

Он медленно наклонился ближе к биологу, и Ньютон сам протянул к нему руку. Теплые пальцы скользнули по затылку математика, подгоняя его, опуская ниже, не давая времени или возможности передумать. Готтлиб всегда старался не задумывался о том, каково это: оказаться с Ньютоном так близко, позволять ему так много и, не сдерживаясь, прикасаться к нему. Всегда гнал от себя эти мысли до того, как они становились отчетливыми. Но сейчас все эти вопросы с азартом бились в голове с каждым ускоренным стуком сердца, и сладкое предвкушение покалывало на кончиках пальцев. Горячие губы биолога коснулись его губ. Совсем не так, как раньше. Жарко. Уверенно. Глубоко. Германн чувствовал горячий, влажный язык биолога у себя во рту и на мгновение хотел брезгливо отстраниться, уж слишком забытым казалось это ощущение. Но это лишь первый рефлекс, основанный на каком-то глупом подсознательным страхе и волнении. Он исчез так же быстро, как и возник, когда от уверенных движений и прикосновений Ньютона тело начало охотно наполняться вязким, почти забытым за последние годы возбуждением, которое кружило голову. Все приятнее и увереннее с каждой секундой, и так легко оказалось перехватить инициативу и вдавить в кровать напряженного биолога и ощутить его тихий возбужденный вздох сквозь поцелуй.

Почему? Почему никогда раньше…? Не позволял себе даже думать об этом…

Теплые пальцы Гейзлера заскользили по шее Германна, ниже к ключице, задевая ворот рубашки, оттягивая мягкую ткань, скользили ниже по трикотажному жилету, по груди и животу, до ремня старомодных брюк. Ньютон ловко вытянул рубашку Германна, специально задевая пальцами и без того напряженный живот, отчего все внутри математика сжалось в плотный комок, и мышцы сводило судорогой, но Германн только крепче поцеловал Гейзлера, задыхаясь, но не желая отстраняться от его губ, удобнее опираясь на локти, чтобы не придавливать биолога всем телом.

Как же давно он никого не чувствовал так близко. И как давно хотел, чтобы рядом был именно Германн. Напористые, даже властные поцелуи лишь поначалу удивили Ньютона, но так приятно было ощущать их, что биолог быстро сдал позиции, подчиняясь ритму коллеги, вздыхая и напрягаясь каждый раз, когда их языки сплетались, и не хватало дыхания. Так много и недостаточно, когда можно получить намного больше. Ньютон неохотно отстранился от влажных тонких губ Готтлиба и потянул его жилет вверх, избавляя друга от ненужной одежды, и принялся возиться с аккуратными пуговицами на его рубашке. Он чувствовал, как тонкие пальцы касаются его лица и обнаженной шеи, скользят по волосам. Ощущал на себе сбитое дыхание Германна, который пытался отдышаться после головокружительного поцелуя и вовсе не возражал против того, что Ньютон решил разобраться с его одеждой. Или, биологу лишь так казалось, ведь стоило ему закончить с пуговицами и попытаться стянуть ненужную ткань, как Германн весь напрягся, да так, что Ньютон мог физически ощутить тяжелое волнение своего друга, который медленно сел в постели, отстраняясь от Гейзлера.

- Эй, шрамы это круто, - мягко произнес Ньютон таким непривычным чуть хриплым от возбуждения голосом, поднимаясь за Германном и снова прикасаясь к ткани.

- Не такие, - тихо, но уверенно произнес Германн и не удержался, снова наклонился к растрепанному биологу, целуя его раскрасневшиеся губы. И не стал его останавливать. Гейзлер все видел в дрифте. Он знает…

Рубашка медленно соскользнула с худого бледного тела математика, и Готтлиб в один момент готов был пожалеть, что на все это согласился. Воздух холодил горячую кожу, а горящий взгляд Ньютона был почти невыносим. Ненужная одежда соскользнула с кровати, и Гейзлер мягко улыбнулся напряженному другу и сам стал снимать с себя рубашку и галстук, сделал это на удивление быстро и ловко, не глядя, откинул одежду куда-то на пол, подставляя под бледный свет светильника свое завораживающее цветное, покрытое татуировками тело. Но не успел Германн разобраться в рисунке, как биолог уже прильнул к нему, целуя бледные плечи и шею, задыхаясь от вновь нахлынувшего возбуждения, отдающегося пульсирующим жаром в паху.