Любопытнейшее письмо требует некоторых комментариев.
Слуга посла по фамилии Кригер, посланный сначала с секретными бумагами в Вену, а позже отправленный в Париж за вещами Симолина, был во Франции арестован и после 9-месячного заключения гильотинирован якобинцами.
Среди бумаг, вывезенных Симолиным, находились не только письма Марии-Антуанетты к Екатерине II, но и секретная переписка королевы с некоторыми деятелями французской революции, готовыми прийти ей на помощь (например, Барнавом); эти тексты были обнаружены и обнародованы лишь в 1930-х годах!
Королева описывает Екатерине свое отчаянное положение, заклинает императрицу не верить, что конституция принята добровольно…
Екатерина начала отвечать (черновик сохранился), но затем оставила свое намерение: не было надежных средств доставки; к тому же европейские державы никак не могли сговориться против Франции — требовалось время, которого, собственно говоря, не было…
Десять помет для памяти оставила Екатерина II на полях большого симолинского письма, которое мы только что привели: а в одном месте-опять не выдержала: принялась учить уму-разуму не только своего посла, но и тех, кто ему пытался внушить "ложные мысли":
То есть я бы (Екатерина) нашла бы выход…
Тут настала пора завершить этот рассказ «моралью». Во-первых, четверть века спустя, когда Александр I, внук Екатерины, восстановит Бурбонов на троне Франции, он неодобрительно заметит о них:
Однако для того чтобы русский монарх заговорил таким образом, понадобились долгие кровавые годы…
Мораль вторая — из Плутарха:
Эта грусть, эта горечь — один из важных уроков великой революции.
Читатели и зрители, знакомясь с книгой Лиона Фейхтвангера "Вдова Капет" и разными инсценировками, сделанными по ее мотивам, сталкиваются с правотой и неправотой судящих и судимых. Учатся мыслить и чувствовать.
Жаль угнетенных французов, доведенных до крови; жаль тех, кто довел и поплатился. История же идет вперед…
Еще несколько слов о после Симолине. После 13-дневного путешествия он прибывает из Брюсселя в Вену и сообщает Екатерине II о тамошних настроениях. Симолин, между прочим, сказал канцлеру Кауницу:
Канцлер отвечал: