— Ничего, товарищ майор, прорвемся, — принял шутку Липатов.
Накануне Октябрьских праздников Тамара Сергеевна сказала мужу:
— Завтра ты свободен, вот и давай съездим вместе на Кузнецкий мост. Мне в «Светлане» кое-что купить надо.
Однако на следующий день она даже не остановилась у витрины магазина.
Они прошли еще несколько десятков метров вверх по улице. На фасаде салона Союза художников висела броская афиша: «Выставка, посвященная людям Московской милиции».
— Может, зайдем? — лукаво улыбнувшись, спросила Тамара Сергеевна.
…На искусно освещенных стенах — портреты, жанровые картины, зарисовки о милицейских буднях. А в центре зала на постаменте — скульптурный портрет. И табличка: «Кавалер ордена Ленина старшина милиции Липатов Иван Никитович».
Тамара Сергеевна пристально вглядывается в такие знакомые, родные черты. Плотно сомкнутые губы… Упрямый подбородок… Чуть впалые щеки… Конечно, скульптор стремился подчеркнуть решительность, волю, целеустремленность старшины милиции. А она знает своего Ваню и другим — отзывчивым к чужому горю, мягким к попавшим в беду, внимательным к тем, кто нуждается в помощи в защите. Но сейчас смотрит на мужа с укоризной:
— Ну что ты за человек, Иван? Почему я должна узнавать об этой выставке от кого-то?
— Да что ж говорить-то?.. Неудобно как-то…
Серые глаза его вспыхивают озорным блеском:
— И чего тебе на этот бюст глядеть? Будто каждый день живого не видишь.
…Он вообще не очень-то любит, когда разговор заходит о его делах: «Служу, как все. Стараюсь выполнять, как велит долг, совесть». Но в Киевском райотделе внутренних дел гордятся тем, что имя Ивана Никитовича Липатова известно далеко за пределами столицы. Его фотографии можно увидеть в Ленинградском, Харьковском и многих других управлениях внутренних дел: солдаты правопорядка должны знать своих правофланговых. Знать и равняться на них.
Василий Зданюк
ОСТАЮСЬ В СОЛДАТСКОМ СТРОЮ
В тот день старший лейтенант Михаил Быков дежурил по военкомату. Служба как служба, обычно: звонки, доклады, вопросы посетителей… На первых порах, бывало, голова кругом шла от этого потока больших и малых дел. А теперь привык. Отвечал на вопросы спокойно и уверенно, принимал обоснованные решения.
Высокого пожилого человека с палочкой Михаил приметил давно. В черном старомодном костюме, при полном параде: орден Отечественной войны, две Славы и несколько медалей на пиджаке — издали не разобрать каких. Ветеран был явно не в своей тарелке, выглядел взволнованным и растерянным. Нервно топтался в коридоре, время от времени вытирал платком потное лицо и поправлял галстук. Заглянул в один кабинет, в другой, потом остановился у стенда и долго рассматривал фотографии.
Быков выглянул в окошко, спросил:
— У вас какое-то дело?
Мужчина вздрогнул от вопроса, подошел к комнате дежурного, суетливо достал из кармана какую-то бумажку, протянул Быкову.
— Внук у меня… Единственный, — заговорил он быстро и сбивчиво. — На призывную комиссию вызывают…
— Так это ж хорошо, отец! Солдатом будет. Родину защищать — самое что ни на есть мужское дело. Не мне вам объяснять.
— Оно, конечно, верно… А если — в Афганистан? Вадька-то у меня единственный внук…
Улыбка вмиг слетела с добродушного лица Быкова. Вот оно что! За внука, значит, пришел хлопотать. Боится, чтобы в Афганистан не попал. Сам, пожалуй, всю войну отбухал, да еще на передовой — солдатскую Славу так просто не давали, а за этого Вадьку готов идти на какое угодно унижение, лишь бы местечко потеплее ему подыскать.
— Он у нас слабенький рос, — продолжал заискивающе мужчина. — Хворал в детстве. Пробовал после школы в институт — да не прошел по конкурсу…
— Обратитесь к военкому, — жестко прервал Михаил. — У него сегодня приемный день.
Разговаривать с посетителем Быкову больше не хотелось. Зазвенел телефон на дальнем столике, он поднялся и пошел к нему. Спиной Михаил, разумеется, не мог видеть, какими глазами провожал его пожилой мужчина. Если бы старший лейтенант в этот момент оглянулся, то заметил бы на лице ветерана удивление и растерянность. Взглядом он словно прикипел к левой негнущейся ноге Быкова, потом скользнул глазами по орденской планке на кителе, висевшем на спинке стула, заметил и желтую нашивку о тяжелом ранении — точь-в-точь как у него самого, — молча повернулся и тяжело зашагал к выходу. Михаил увидел только его согнутую спину, окликнул:
— Куда же вы? Кабинет военкома не там.
Мужчина еще раз повернулся, прищурясь, пристально посмотрел на Михаила, который так и не понял, что за муха его укусила. Ничего не ответив, махнул с досадой рукой и вышел на улицу. Старшему лейтенанту показалось, что глаза его влажно блестели.